Однако между некоторыми из этих согласий и толков разница была настолько мала, что небольшие согласия при наступлении более благоприятных времён достаточно быстро сливались с крупными. Видный деятель староверия XX века М.И. Чуванов писал по этому поводу: «Разделения в староверии ещё существуют, но в литературе они раздуты до громадных размеров, благодаря писаниям миссионеров официальной церкви, старавшихся доказать упадок ревнителей древлего благочестия. За годы гонений и исповедания древлеправославной традиции выработался единый облик, схожий внешне и внутренне, тип христианина-старовера с общим взглядом на мир и на своё место в истории человечества. И это единство отразилось в литературном творчестве, в быту, в иконописании, в хозяйственной деятельности»[93].

Старообрядцев часто несправедливо упрекали и продолжают упрекать в пресловутом «обрядоверии», в приверженности к «ритуалу» и «букве», которые они якобы превозносят в ущерб «духу» и «мысли». Однако эти обвинения, как правило, исходят от людей, имеющих весьма отдалённое представление не только о том, что такое старообрядчество, но и о том, что такое религия вообще.

Наоборот, если мы всмотримся внимательнее в старообрядческую полемическую литературу, создававшуюся на протяжении двухсот пятидесяти лет, то увидим в её памятниках такую свободу богословско-философской мысли и творчества (при твёрдости выработанного ритуала и неприкосновенности буквы Священного Писания), о которых казённое богословие синодального периода не могло и мечтать.

Об этом очень хорошо сказал глубокий знаток истории религий П.А. Флоренский. «Исследователи религии обычно ссылаются на Индию и Грецию в доказательство, что при строгом ритуализме и даже при наличности откровенного писания (Веды) и предания (Упанишады) возможен был самый широкий простор богословско-философской мысли и что даже твёрдость ритуала есть своего рода залог терпимости и свободы умозрения, — ибо ритуалом и писанием уж обеспечивается религиозное единство. Шесть взаимоисключающих главнейших систем философии в Индии одинаково опирались на авторитет Вед… Но и возле нас есть религиозная среда, в которой можно усмотреть нечто вроде Индии: это старообрядчество. Крепко держась неприкосновенной буквы обряда и Писания, оно допускает весьма широкую свободу понимания — и этим старообрядчество живо и глубоко — в полную противоположность нам, “православным”, в среде которых можно и почти стало должным игнорировать богослужение и тем более обряды и устав жизни, сомневаться в подлинности Писания и не считаться ни с канонами, ни с житиями святых, ни с святоотеческим преданием, — но для которых обязателен кодекс семинарско-позитивистического жизнепонимания и интеллигентски-нигилистического духовного уклада. Можно, даже епископу, отрицать пресуществление в окружном послании к духовенству своей паствы, но нельзя усомниться в ричле-гарнаковском нигилизме»[94].

С другой стороны, разделения в старообрядчестве никогда не возникали, что называется, «на пустом месте». Как верно отмечает В.Г. Сенатов, «в старообрядчестве нельзя заметить ни одного такого учения, которое не проникало бы до самых народных глубин и которое возникало бы случайно, в кабинете или каком-либо подобии его. Здесь нет таких образованных людей, которые всем своим существом, всеми силами, мыслями и чувствами не жили бы народною жизнью и мыслью до мельчайших их проявлений. Нет и такого учения, зёрна которого не были бы засеяны в самом народе. Старообрядчество не раз, а тысячи раз всколыхивалось, по-видимому, новыми положениями и новыми учителями. Но эта новизна — только кажущаяся. Учения эти уже давно зрели в народной мысли и временами то там, то здесь вспыхивали более или менее яркими блёстками. Учителя эти, нередко прославившиеся как новаторы, имели много предшественников, часто в лице неизвестных и незаметных людей. Новые учения, даже из тех, которые всколыхивают целые согласия от первого человека до последнего, навсегда воплощаются в книжную жизнь, получают литературную формулировку, чаще они перестраивают всё общество от верха до низа, дают ему совершенно новое содержание. Учителя, даже из тех, которые сокрушают старые согласия и основывают новые, не всегда свои учения облекают в книжную форму, чаще они перестраивают общественную жизнь и мысль исключительно устным словом и практическою деятельностью, всё время живя в народе, в живом соприкосновении со всеми своими сообщественниками. В старообрядчестве живёт, чувствует, мыслит и действует весь народ; юноши и старцы, девушки и женщины, бедные и богатые, — все по своим способностям и силам участвуют в общей жизни, в общем движении, все они воспринимают учения и участвуют в усвоении и переработке их, никто из них не лишён права высказать новую мысль и никто не будет оскорблён невнимательным молчанием только потому, что он бедный или незнатный человек»[95].

Спор об антихристе стал тем спором, который всколыхнул всё старообрядчество. Но нужно сказать, что христианство в самой основе своей эсхатологично, и апокалипсическая литература ещё со времен Крещения Руси стала излюбленным чтением русского христианина. Апокалипсические темы неоднократно затрагивались и разрабатывались в оригинальной древнерусской литературе, опиравшейся на традиции святоотеческой мысли. Святые Отцы называли антихриста «змием», «зверем», «львом», «врагом», «губителем», «диаволом», «сатаною», «бесом преисподним», «сопротивником» и «супостатом», «человеком греха и беззакония», «мерзостию запустения», «сыном погибельным», «злым вождем», «агнцем неправедным» и прочими подобными именами. Этот враг, по предсказаниям, будет человеком, родившимся «от девицы нечистыя, жидовки сущия, от колена Данова» (по другим источникам — из колена Иудина). Антихрист присвоит себе великую власть, причём сначала явится тихим, разумным, чистым и милосердным, и прельстит иудеев, которые примут его за Мессию. Но на самом деле он будет противиться Христу, пытаться истребить христианство. По словам святого апостола Павла, «откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Сол. 2, 4). На обличение антихриста Господом будут посланы Енох, Илия и Иоанн Богослов, и благодаря им многие уверуют в Истинного Бога. Однако Илия и Енох по повелению антихриста будут убиты. Предсказывается, что часть евреев также будет обращена Илиею и Енохом в веру Христову, но многие из них примут антихриста.

Согласно Книге пророка Даниила, царство антихриста будет длиться три с половиной года. Конец же его описан у апостола Павла: «…[его же] Господь Исус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Сол. 2, 8), и у Иоанна Богослова в Апокалипсисе: «И схвачен был зверь и с ним лжепророк… оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою» (Откр. 19, 20). По толкованию святого Андрея Кесарийского, «два же сия (антихрист и лживый пророк — К.К.) в нетлением телеси, по испраздненном ею от Бога могутстве, огневи геенскому предаетася, яже има будет смерть и убиение Христовым повелением».