Медовый месяц супруги провели в поместье Уорренсби – Теренс не мог себе позволить уехать далеко от Лондона. Молодой супруг пылко наслаждался своей хрупкой, миниатюрной женой, похожей на фарфоровую статуэтку. После первой брачной ночи Лиз целый день ходила как во сне, с пылающим лицом, стыдясь своего счастья и радуясь ему. То, что она познала с Теренсом, было так неожиданно для нее… И совсем не похоже на те чопорные отношения, которые существовали между ее родителями. Она была бы абсолютно счастлива, но… Воспитание ли было тому причиной или ее природный темперамент, но Лиз не могла отвечать мужу той же страстью, которая была свойственна ему. Что-то сковывало ее движения, заставляя переживать мгновения наслаждения в одиночестве. Ока стеснялась проявлять нежность, стеснялась говорить о своих чувствах. Она понимала, что Теренс принимает ее сдержанность за холодность, но ничего не могла с собой поделать. Какое-то время он пытался растормошить ее, а потом начал постепенно охладевать. После рождения Джеймса он все реже стал заходить в ее спальню. Сначала Лиз очень тяжело это переживала, а потом смирилась. Тем более, что поводов для ревности у нее не было: она знала, что в Лондоне муж был ей верен. Она, конечно, предполагала, что во время частых отлучек Теренс заводит интрижки, но благоразумно предпочитала смотреть на это сквозь пальцы. Муж никогда не давал повода для сплетен, а значит, ее достоинство не страдало. Теренс относился к ней с неизменным уважением, а она гордилась его успехами и растила сына.

Но когда Джеймсу исполнилось три года, начался этот кошмар. Лиз прекрасно помнила каждое слово разговора, который она услышала, не вовремя спустившись в гостиную.

– Да, милая. Я тоже скучаю. Увидимся.

Теренс уже давно положил трубку, а она все стояла, прислонившись лицом к дубовым дверям и слушая, как стучит кровь в висках. С этого момента душа ее погрузилась в ад. И сегодня, спустя столько лет, Лиз было страшно вспоминать об этом.

Позже, овладев собой, она разузнала имя своей соперницы и подкараулила момент, чтобы незаметно посмотреть на нее в офисе мужа. Вид этой женщины поразил ее в самое сердце.

Она не испугалась ни молодости, ни красоты своей соперницы – Лиз сама была необыкновенной красавицей. Но в чертах Марии Козинцевой было то, чего так не хватало Лиз Харпер, – в них светилась жизнь, они излучали страсть.

Лиз пыталась измениться, но быстро поняла, что время ее прошло: ласковый и любезный, Теренс больше не воспринимал ее в качестве любовницы. Заманивать его в постель с помощью женских уловок было ниже достоинства гордой аристократки. Лиз выбрала иной путь. Она решила стать незаменимой для мужа. Она заинтересовалась его делами, начала разбираться в бизнесе… А самое главное – она была обожаема сыном, которого Теренс горячо любил. В течение нескольких лет она терпела незримое присутствие Марии в ее жизни. Порой она приходила в отчаяние от мысли, что вот-вот потеряет Теренса. Но однажды поздно вечером, когда она уже уснула, Теренс явился домой и постучался к ней в спальню. От него сильно пахло спиртным, глаза глядели пусто и устало. Не дожидаясь расспросов жены, он пододвинул стул к ее постели и, не глядя ей в глаза, сказал:

– Она уехала навсегда.

– Кто? – вздрогнув от неожиданности, спросила Лиз.

– Не притворяйся, Лиз, – тихо попросил Теренс. – Ты все знаешь. Я виноват перед тобой. Наверное, я совершил ошибку. Мне сейчас очень тяжело.

И Лиз, чувствуя сострадание к этому большому, сильному, но такому измученному сейчас человеку, откинула одеяло и прижала его седеющую голову к своей груди, едва прикрытой кружевами. В эту ночь они любили друг друга, и с тех пор Лиз чувствовала себя полноправной хозяйкой судьбы и сердца Теренса Харпера. Но пять лет, проведенных как на острие ножа, навсегда остались ее кошмаром. Значительно позже Лиз, как бы невзначай, спросила мужа о его бывшей любовнице, и он ответил, что Мария живет в Латвии, вышла замуж, и у нее родилась дочь. Теренс всегда помнил об этой женщине.

И вот выясняется, что женское чутье не подвело Лиз: антипатия к невестке оказалась неслучайной. Мария Козинцева вернулась, чтобы опять мучить ее… Она хотела войти в их семью и сделала это.

Глядя на себя в зеркало, Лиз провела ладонью по шее, которую не пощадило безжалостное время, несмотря на все косметические ухищрения. Тогда, тридцать лет назад, она одержала победу. Что ж, придется бороться и сейчас – другими средствами, разумеется. Но как бы то ни было, дочь Марии Козинцевой должна исчезнуть из жизни ее сына.

Сандра так и не смогла заснуть. Возбуждение, вызванное событиями предыдущего дня, не оставляло ее до самого утра – всю ночь молодая женщина вела мысленный диалог с Урмасом Шольцем. Теперь ей было ясно, что накануне она проявила непростительную слабость. Неожиданно оказавшись в объятиях своего бывшего возлюбленного, Сандра готова была забыть о той роковой роли, которую Шольц, очевидно, играл в событиях, в очередной раз поделивших ее жизнь надвое.

Молодая женщина снова и снова представляла в своем воображении новую встречу. Если Шольц причастен к покушению на Джеймса, она должна заставить его признаться в этом. Если же нет, он должен помочь ей найти истинных виновников. Сандра упорно пыталась представить себе это свидание как деловое, пыталась призвать на помощь здравый смысл и трезвый расчет, но рука, в которой она держала карту с маршрутом, предательски дрожала, а холодок предвкушения заставлял трепетать ее душу.

После бессонной ночи пробежка по парку не принесла бодрости. Воздух уже с утра был душным – день обещал быть жарким, и у Сандры разболелась голова. Но сегодня ей нужно быть в самой лучшей форме. Принимая контрастный душ, она долго стояла под ледяными струями. Едва сдерживая дрожь, молодая женщина начала приводить себя в порядок: скоро привезут Джеймса. По крайней мере, ей не придется сидеть перед часами и следить за движением замирающей стрелки, пока не придет время ехать на встречу с Шольцем.

Джеймса в передвижном кресле осторожно доставили в комнату, специально оборудованную для всех реабилитационных процедур. К двенадцати часам по случаю его возвращения был подан праздничный обед. Прислуга шепталась между собой, что вот уже месяц, как вся семья не собиралась за одним столом. Кроме домашних, Лиз Харпер пригласила к столу и Анну Монт, которая прибыла вместе с Джеймсом, держа кипу деловых бумаг.

Сандра печально отметила, что они с Джеймсом порядком отвыкли друг от друга за время вынужденной разлуки. Встреча прошла как-то неловко. Сандра с трудом скрывала беспокойство и нетерпение, а Джеймс избегал ее взгляда и часто замолкал на полуслове. Все это было очень неприятно, особенно потому, что происходило на глазах у Лиз Харпер, которая, несомненно, получала удовольствие, видя их взаимное охлаждение.

Но Лиз тоже показалась Сандре какой-то странной. Неужели вчерашняя сцена так на нее подействовала? Впрочем, она уже в том возрасте, когда нервы следует беречь. Лиз выглядела так, будто тоже не спала всю ночь. Она устало и как-то рассеянно поцеловала сына, так что Джеймс взглянул на нее удивленно. Даже Кора выглядела невыспавшейся, хотя она, пожалуй, единственная не скрывала и не преувеличивала свою радость по случаю возвращения Джеймса домой. Повиснув со счастливым воплем у отца на шее, она не отходила от него ни на шаг. На мать девочка бросала встревоженные взгляды, но Сандра не обратила на это внимания.