— А вот и полиция, — обрадовался тощий. — Теперь ничего не бойтесь. Они о вас позаботятся.

К тротуару, разрывая мглу мигающими вспышками синего и красного, подъехала полицейская машина. Офицер опустился на колено рядом с Лорен, задав, как ей показалось, тысячу вопросов. Она пыталась отвечать по мере сил. После расспросов он помог ей подняться. А потом из темноты, пробравшись через плотное кольцо немногочисленных зевак, появился человек в плаще, которого девушка узнала бы где угодно.

— Лорен? Господи, что произошло? С тобой все в порядке?

— Вам знакома эта женщина, сэр? — подоспел полицейский.

— Лорен, не молчи!

— Я в порядке, — еле слышно ответила девушка. — Н-на меня нап-пали и ограбили.

— Я отведу ее в гостиницу и позову врача, чтобы он осмотрел ее, — быстро объяснил Рийс полицейскому. — Вы все записали, что вам необходимо?

— Только дайте мне название гостиницы, сэр. Хотя, боюсь, шансов найти преступника у нас немного.

Рийс пробормотал название гостиницы. Лорен повернулась к своим спасителям:

— Большое спасибо за помощь. Вы были очень добры… Рийс, возьми меня за другую руку. Эта очень болит.

Он взял ее за левую руку, она устало оперлась на него. Они шли медленно. В холле гостиницы все удивленно оборачивались на них и шептались им вслед. Лорен старалась не замечать этого. Наконец они добрались до номера. Рийс закрыл дверь и снял трубку телефона.

— Мне не нужен врач, — с усилием выговорила она. — Надо умыться и положить лед на лицо.

— Еще как нужен.

Лорен сняла мокрый плащ, но он выскользнул у нее из рук.

— В кармане зубная щетка. Достань, пожалуйста, — попросила она, когда Рийс положил трубку.

Он наклонился, поднял плащ и вытащил пластиковую упаковку.

— В гостинице тебе дали бы десять зубных щеток. Тебе это в голову не пришло?

Значит, она сама во всем виновата?

— Я не подумала, что можно попросить.

— Да ты вообще ни о чем не думаешь.

— Если мы снова будем ссориться, я хотя бы присяду. — Лорен осторожно опустилась на огромную кровать.

— Ты хоть представляешь, что я почувствовал, когда вышел из ванной и нашел твою записку? А тебя все не было и не было, — он говорил ровным, холодным как лед голосом. — Я прождал пять минут — целую вечность, как мне показалось тогда. Потом вышел на улицу и увидел мигалки полицейской машины. Как будто история повторилась. Я думал, это конец.

Ее плечо горело от боли. Лорен хотела лишь одного: лечь и закрыть глаза, но гордость не позволяла показать свою слабость.

— Но, как видишь, это был не конец.

— По счастливой случайности. Какого черта ты не подождала меня, если уж тебе приспичило мотаться по улицам ночью?

— Знаю, все это, наверное, напомнило тебе о Клеа, поэтому ты так злишься, — чрезмерно громко и четко ответила девушка. — Но умоляю, оставь меня в покое. Я сделала это не специально. Я понятия не имела, что на улицах Лондона промышляют грабители. Ну, не повезло мне. Ничего же страшного не произошло.

— Конечно, — огрызнулся Рийс, — это напоминает мне о Клеа. И о том, что я узнал в тот страшный день на улице Чикаго. Я понял: больше никого не подпущу к себе близко. Потому что слишком велика боль, когда что-то случается. Кажется, я уже начал забывать эту истину, но ты мне ее напомнила. Тем лучше. Ты улетаешь в Нью-Йорк завтра. Все. Забыли.

Ее руку обжигало огнем, а сердце словно обложили льдом. Забыв о гордости, она неуверенно спросила:

— То есть ты хочешь сказать, что мы больше не увидимся?

— А зачем? Нет смысла. Мне не следовало забывать урок того ужасного дня. Жаль, что я расслабился, но теперь все кончено. Никому из нас двоих не нужна новая боль.

В дверь постучали. Рийс открыл дверь, пропуская седовласого человека в мокром плаще.

— Доктор Хаскинс, — коротко представился тот. — Нападение? Ужасно, что теперь на улицах так неспокойно. Куда он ударил вас, мадам?

До сих пор врачи никогда не называли ее «мадам». Когда доктор осматривал Лорен, она поняла вдруг, что Рийс видит ее в одном бюстгальтере и ей это неприятно. Она почувствовала себя совершенно незащищенной. Еще утром такая мысль показалась бы ей абсурдной.

Врач посоветовал отлежаться, приложить лед к синякам и принять болеутоляющее — обо всем этом Лорен могла догадаться и без его помощи.

— Я схожу в душ и лягу спать, — бросила девушка, когда доктор ушел.

— Сейчас закажу тебе еду в номер.

— Я не голодна. Завтра мне понадобится такси до аэропорта. Сможешь организовать?

— Я сам тебя отвезу, — сквозь зубы процедил Рийс.

— Не нужно! Ты предельно ясно дал мне понять, что тебе сам мой вид противен. Так что закажи мне такси.

— Я не слушаю приказы. Завтра отвезу тебя — и точка.

— Все должно быть по-твоему, да? — возмутилась Лорен. — Ты можешь ехать в Эквадор или в Каир, можешь указывать, что мне делать с собственными деньгами, можешь избавиться от меня, когда пожелаешь и как пожелаешь. Отлично. Поступай как знаешь. Только не жди, что я тебе когда-нибудь позвоню.

Нечеловеческим усилием ей удалось не поморщиться, вставая на ноги, и дойти до ванной, не шатаясь. Впервые за последние дни она заперла дверь. Потом разделась и посмотрела на себя в зеркало. Белые как снег щеки и бурое пятно запекшейся крови под подбородком.

Алая ссадина на плече постепенно синела. А в глазах застыло отчаянье. Тот мир, который она обрела на Рождество с Рийсом, мир, полный страсти и взаимопонимания, разлетелся на куски. В глубине души Лорен верила в то, что близость между ними станет лишь глубже, все больше и больше поглощая их с каждым днем — и каждой ночью.

Но она ошиблась. Рийс был против ее поездки в Нью-Йорк, хотя знал, что это, возможно, главное событие ее жизни. А нападение на улице оказалось последней каплей.

Поплачу завтра вечером, решила девушка. Только не сегодня. И не утром в аэропорту. И не в присутствии Максвелла Гелвея и Бэт.

А может быть, вовсе не стану плакать. А наоборот, буду радоваться тому, что удачно закончила отношения с человеком, погребенным в собственном прошлом.

Лорен нервно ухмыльнулась. Кого она пытается обмануть? Она разрыдается как ребенок, едва останется одна. Но никто не узнает об этом. Тем более Рийс.

Часы показывали пять утра. Недовольно вздохнув, Лорен плюхнулась на подушку и натянула одеяло повыше. Уже семь ночей подряд она засыпала в слезах, а потом мучилась от головной боли. Сердце тоже ныло. Девушка чувствовала себя разбитой. Слабой. Несчастной. Никому не нужной.

Как получилось, что за столь короткое время она привыкла ощущать рядом с собой тело Рийса, ритм его дыхания в темноте? Слышать его смех? Язвительные шутки, едкие замечания? Вот только в то утро, когда она улетала в Нью-Йорк, он не смеялся. Наоборот. Казалось, что ему не терпится поскорее расстаться с ней.