– Аль-Кайда шалит. – Вячеслав Андреевич не стал затевать бесполезных разговоров с бывшим подчиненным, заметив появившегося в зале Бушуева.

Лутошин продолжил изучение тактико-технических характеристик стиральной машины, волновавших его гораздо больше, чем выдвижение версий.

Чернаков отозвал в сторону детектива, вернувшегося из комнаты старшего смены.

– Есть что-нибудь по записи?

– Записать-то записалось, но эфэсбэшники кассеты забрали, сами изучать будут. А там – как повезет. Может, ничего, а может, кого и зацепило. Если банку вчера поставили.

Речь шла о видеокассетах с записью камер наблюдения. Одной кассеты хватало на рабочий день. Потом она автоматически перематывалась, и запись начиналась по новой. Переоборудовать систему под другие носители, вроде жесткого диска компьютера, хозяева жмотились. Поэтому информацию с камер записывали по старинке – на видеокассеты. Таким образом, если банка была заложена, скажем, позавчера, просмотр записи ничего не даст.

– А кто им сказал, что мы пишем?

– Я, – чуть смутился Бушуев. – А что, не надо было?

– Лучше б сначала сами посмотрели. Запись парковки тоже забрали?

– Говорю же: все…

– Что насчет «Максистроя» думаешь? Бомба-то, похоже, бутафорская, один дым. Но на пару дней мы зависнем. Им в радость.

– Не они… В «Максистрой» сегодня письмецо пришло по электронной почте. Или выкуп платите, или продолжим гостинцы слать. Нам, кстати, тоже прийти может. Если это одна и та же команда.

– Много просят?

– Да не то чтобы… Двести пятьдесят «тонн». Евро.

– Кто ими занимается? ФСБ?

– Все подряд. Чтоб было на кого свалить в случае провала.

Позвонила Юля. Она видела сюжет по телевизору. Вячеслав Андреевич в двух словах рассказал. (Нет худа без добра – хорошо что на работу не вышла.) Пообещал заехать, если получится. Но вряд ли получится. Осмотр часов до трех ночи затянется, а то и до утра.

Генерал, закончивший общаться с руководством «Планеты», жестом подозвал Чернакова.

– Все, отговорила рожа голубая… Им на охрану денег жалко, а мы, как всегда, крайние! «Почему не предотвратили, почему допустили!» И хрен чего докажешь! Чувствую, пошлет нас Тагиров…

– И что делать?

– Для начала отписываться. Требуют отчеты. Иди пиши, как теракт проворонил! Почему каждую банку с краской не обнюхал и взрывчатку не выявил! За что тебе деньги платят?!

– Когда они планируют открыть магазин?

– Завтра точно не откроют. Хорошо если в четверг. Это ж какие убытки! Тагиров рехнется! Магазин – не машина, от аварии не застрахован!

Вячеслав Андреевич кивнул на следователя прокуратуры лет двадцати двух, усевшегося на стремянку и сочинявшего протокол осмотра.

– Что возбуждать думают?

– Да как всегда, наверное… Хулиганство. Злостное. Ты говорил, вы кассира прихватили на той неделе. За «скидки». Не мог отомстить?

– Во-первых, это женщина, а во-вторых, если из-за каждого увольнения начнут бомбы закладывать… Маловероятно.

– Ты как будто в ментуре не работал… Короче, прикидывай. Если быстро найдем этого хулигана злостного, есть шанс остаться. И то, весьма маленький.

Как и предполагал Чернаков, осмотр закончился в половине четвертого. Последним его допросил следователь прокуратуры. Особенно понравились вопросы – «не случалось ли чего-то похожего ранее» и «не замечали ли вы чего-нибудь подозрительного в принципе».

В остальном – ничего принципиально нового. Главное, сохранился прекрасный старинный обычай, бережно передаваемый из поколения в поколение, – отмечать начало расследования, произнеся первый тост за успешную поимку преступника. Двадцать лет назад поднимали за то же самое. Сегодня отмечали в кабинете Ильи Романовича Аршанского и, естественно, как требовал славный обычай, – за его счет.

Домой Владимир Андреевич приехал в половине пятого. На сон и восстановление сил оставалось два с половиной часа.

«Да, навалилось проблем к празднику… Будем решать по мере срочности. Сначала Дима. К завтрашнему дню он должен протрезветь. Если с утра не напьется снова».

* * *

Силы восстанавливались, восстанавливались, но до конца не восстановились. Двух часов не хватило. В «Планету» Чернаков приехал с чугунной башкой, подстегнув себя двойной порцией черного кофе. Бдительный панкреатит тут же напомнил о своем существовании. Пришлось глотать таблетки.

Супермаркет, как и предполагалось, был закрыт для посторонних, несколько сонных оперов допрашивали персонал – кто где находился в момент взрыва. Особой пользы эти допросы не принесут, но зато никто не упрекнет органы в бездействии. Заодно не мешало бы допросить и потерпевшего Санта-Клауса. «Скажите, вы сможете опознать человека, похитившего ваш мешок? Мы попробуем составить фоторобот… Почему вы молчите? Вы обязаны давать показания».

Дело в производство взяла городская прокуратура. Все-таки хоть и хулиганство, но резонансное. Раздолье для новостных программ и криминальных хроник.

В кабинете Вячеслава Андреевича расположился штаб по раскрытию хулиганства. Но начальника службы безопасности на его заседания не пустили, дав понять, что спецслужбы в его услугах пока не нуждаются. Чернаков не обиделся, он и сам бы, наверное, не пустил. Правда, опасался, что сыщики нечаянно надыбают в его компьютере туалетную слежку или эротический тетрис (игрой он иногда скрашивал свои пресные будни). Компьютерные развлечения боссы «Планеты-Хауз» не особо приветствовали.

Около полудня ему позвонил один из оперов ФСБ, накануне присутствовавший на осмотре. Попросил срочно приехать в Большой дом, на Литейный[18], есть, мол, кое-какая информация.

Чернаков поехал на метро, чтобы не терять времени в бесчисленных пробках. Двое беженцев, собирающих дань с пассажиров, столкнулись в узком проходе вагона и устроили жесткий диспут, кто из них более авторитетно «бегает». Спору помешал продавец, торгующий милицейскими секретными базами данных по сто рублей за диск… У Вячеслава Андреевича такие уже имелись. Купил за полтинник на одном из перекрестков у пацана лет пятнадцати и активно пользовался.

«Станция „Чернышевская“. Спонсор открытия дверей – строительная компания номер один…» И под землю пробрались…

Явно не выспавшийся опер встретил его внизу, в центральном холле, пожал руку, выписал разовый пропуск и провел через вахту, мимо угрюмых парней в камуфляже и с «калашом» на плече. Знакомая проходная, знакомые коридоры, знакомый туалет… В самые махровые перестроечные годы в коридоре стоял лоток, с которого торговали ширпотребом – колготками, шампунями и прочей галантереей, появившейся в то время на свободном рынке. Кто разрешил его здесь поставить, никого особо не интересовало. Главное, удобно.

Сейчас лотка, естественно, не было. И в кабинетах уже не милицейские чины. «Старшие братья». Хотя не понятно, почему они «старшие»? Просто немного иной профиль работы. Напрасно, кстати, переименовались: КГБ звучало роднее и как-то авторитетней. Чернаков никак не мог привыкнуть к «эфэсбэшникам», для него люди, работавшие в Большом доме, по-прежнему были «комитетчиками».