Штерн повернулся, пытаясь определить, закончилась ли бойня, или это просто пауза. Он тяжело зашагал по грязи к вагончику, наступил на кучу дерьма непонятного происхождения и решил, что ему все равно. Хотя он боялся того, что ожидало его за поцарапанным оргстеклом, Штерн встал на цыпочки и плотно прижался к окну фургона. И чуть не соскользнул назад, когда справа, в двух шагах от него, распахнулась дверь. Наружу вышел Борхерт. Его ярко-красная футболка изменила цвет и черной тряпкой липла к телу – так сильно он вспотел. Штерна, наоборот, передернуло от холода, когда он взглянул Борхерту в лицо. Мельчайшие капельки покрывали его лоб и широкие ноздри. Как будто он только что ремонтировал нечеловеческое жилище Гарри и выкрасил потолок в ярко-красный цвет.

– Он правда ничего не знает. Пойдем, – кратко сказал он, когда заметил Штерна. С исказившимся от боли лицом Борхерт потряс правой рукой, словно прищемил себе дверью пальцы. Если судить по сбитым до крови костяшкам, он бил не по Гарри, а по колючей проволоке.

– Все. Так не пойдет. С меня хватит. – Штерн повернулся спиной к Борхерту и пошел прочь так быстро, как только мог.

– Чего? – услышал он за собой крик Анди.

– Этого дурдома. Все это нужно прекратить. Я пойду в полицию и сдамся. И скажу им, что ты только что сделал.

– Да, и что же? Что я сделал?

Штерн обернулся:

– Ты пытал слабого, абсолютно беззащитного человека. Я даже боюсь посмотреть, жив ли он.

– Жив. К сожалению.

– Ты сумасшедший. Даже если речь идет о жизни моего сына. Ты не можешь просто так набрасываться на невинных людей.

Борхерт плюнул на глинистую землю.

– Ты ошибаешься. Даже дважды. Во-первых, речь идет не об этой ерунде с реинкарнацией твоего Феликса. Завтра собираются продать ребенка, уже забыл? А во-вторых… – Анди изобразил пальцами в воздухе кавычки, – этот человек не невинный. Он изнасиловал одиннадцатилетнюю девочку. Этот тип последний подонок. На такое говно даже воды в туалете жалко.

– Он говорит, что заплатил за это.

– Да, отсидел в тюрьме. Четыре года. А потом?

– Он завязал. Только посмотри на него. Он же гниет на глазах. Ему не понадобятся твои побои. Он и так умрет.

– К сожалению, не так быстро.

Фотографии, которые Борхерт швырнул в Штерна, частично застряли вертикально в сырой земле. Роберт наклонился, чтобы поднять их, и отпрянул, как будто его укусила ядовитая змея.

– Да, посмотри, посмотри. Их я нашел у твоего друга Гарри под матрасом.

Штерн не решался дышать; он боялся вдохнуть зло, которое его окружало.

– Ну как? – Борхерт нагнулся и вытащил из грязи одно фото. Вытаращенные глаза девочки были размером с черный резиновый мячик у нее во рту.

– Хороший Гарри, не правда ли? Держу пари, малышке не больше пяти лет. И это только фотографии. Мне вернуться и принести видео?

Штерн знал: не важно, когда были сделаны эти снимки. Гарри хранил их, и это доказывало, что он все еще активен.

Все равно, хотел сказать Штерн, но не смог произнести ни слова. Он стоял между двумя мирами: больным, гнилым миром детского насильника и миром Анди, где любая цель достигалась только насилием. Третий мир, его собственный, исчез.

– И что сейчас? – спросил он, когда они молча до шли до машины. Из-за дождя, бившего в лицо, Штерн едва различал дорогу. Правда, вода не обладала очищающим или освежающим свойством. Вместо того чтобы смывать с него грязь, она лишь глубже загоняла ее в поры кожи.

– Сейчас мы успокоимся и продумаем план.

Борхерт открыл дверь водителя и втиснулся за руль.

Машина опасно кренилась из-за неравномерно распределенного веса, пока Штерн не уселся рядом.

– У нас еще три часа до встречи на Мексикоплац.

Борхерт завел мотор, который немного порычал и заглох.

– О, пожалуйста, только не это. – Он попробовал еще раз. Бесполезно. Мотор умер.

– А насчет рекомендации, которая нам нужна? – В настоящий момент Штерна не волновали неприятности с автомобилем. Из всех зол, которые они пережили за последние часы, это было единственное реальное. Ни в случае с видениями Симона, ни с Голосом нельзя было просто открыть капот и в один прием устранить проблему.

– Она у нас есть, – засмеялся Борхерт.

Его радость была связана, в первую очередь, с малолитражкой, которая все же взревела, когда он попробовал еще раз и со всей силы нажал на газ.

– Фотографии и есть наша рекомендация. – Он похлопал по нагрудному карману своей куртки, где лежали поляроидные снимки, которые он снова собрал перед вагончиком. – Их без связей не достать. Тот, у кого есть такие снимки, знает людей в тусовке. Это лучшая визитка, какую можно предъявить сегодня той даме.

Штерн пристегнулся и зарылся лицом в холодные ладони. Он пытался справиться с тошнотой, которая поднималась внутри его.

– Я тебя уже спрашивал, – начал он, когда машина тронулась с места. – Почему ты так хорошо знаком с этими сволочами? Откуда ты все это знаешь? Доска объявлений в супермаркете. Гарри. Фотографии.

– Похоже, ты не отстанешь. Ладно, я скажу. Я сам в этом увяз.

Штерн вздрогнул от ужаса.

– Да, по самые уши. Хочешь знать, какая фамилия у Гарри?

Он сказал, прежде чем Штерн успел подумать, хочет ли он это слышать или нет.

– Борхерт. Как у меня. Гарри мой маленький, милый, добрый сводный брат.

Когда машина выехала по колее обратно на дорогу, у Штерна появилось чувство, что он уже никогда в жизни не сможет избавиться от этого ужасного места. Даже если Анди отвезет его сейчас в аэропорт, и он покинет страну, часть Гарри, его вагончика и мусорной свалки навсегда останется с ним. Поэтому было уже абсолютно не важно, что они встроились в ряд и поехали по автостраде, ведущей к Целендорфу.

Кафе соответствовало внутреннему состоянию Штерна: такое же пустое, покинутое, мертвое. Какое-то время он нерешительно стоял перед дверью, на которой школьная музыкальная группа криво наклеила плакат-афишу своего концерта. Потом пошел направо, к витрине. «Сдается» было написано красно-белыми заглавными буквами на табличке, ниже указан электронный адрес профессионального маклера. Штерн заглянул в пыльное помещение. Кроме деревянных стульев, которые стояли перевернутыми на простых длинных столах, мало что было видно.

«Хорошо, – подумал он. – Если та женщина действительно ждет меня внутри, то она хочет купить совсем не кровать, это ясно».

Штерн повернулся и насладился видом вокзала в югендстиле с впечатляющей изогнутой купольной крышей. Он мог представить, что живущие по соседству с чудесной площадью в самом центре Целендорфа думают об этой заброшенной позорной забегаловке. Но Штерн также недоумевал, что можно было сделать не так, чтобы ресторан в этом состоятельном районе разорился.