Ладно. Стоя в кресле, я оказался лицом к лицу со святым. Наверное, надо было прочесть молитву, поблагодарить его за спасение. Но я знаю только «Отче наш» не до конца, а Иоанн-то – не «Отче».

– Спасибо, что спасли меня, – зашептал я, глядя в пронзительные глаза святого. – Теперь надо брата выручать! Скелет вас боится, так я возьму икону, а потом назад верну!

Хотелось прихватить и лампадку, чтобы не тыкаться в темноте, но в окна опять заглянула луна. Где-то в залах музея ожил скелет, а я путался в цепочках и крючочках, на которых лампадка висела. Оторвать? Обойдусь, я и так достаточно погромил сегодня.

И, схватив икону, я побежал за скелетом.

Его вид не понравился мне еще издали. Плечи распрямил, голову в шлеме вздернул, саблей водит перед собой, готовый и отражать, и рубить. Походка уверенная, шаг тяжелый, как будто в кости залили свинец. Такая походка бывает у тех, кто знает, куда идет.

А шел он прямиком к самой дальней комнатке. При Африкане Саввиче там жила кухарка, а когда уже в наше время над музеем надстроили мансарду, почти всю комнатку заняла лестница.

Я догнал его в двух шагах от входа. Другого пути оттуда не было, кроме как в комнатку и оттуда наверх, в мансарду, где спит себе Жека и видит сны про скелетов… Вот пускай и видит их только во сне!

Скелет обернулся, то ли услышав меня, то ли почуяв икону. Получается, что я с Иоанном Сочавским прямо на Жеку его гоню. А что делать?

ЧТО ДЕЛАТЬ?!

Вспискнув от ужаса, я выставил икону перед собой и кинулся на прорыв, обходя врага сбоку. Рисковал отчаянно. Я ведь знал только то, что скелет не вошел в кабинет купца. Может, он боится святого, а может, просто уважает как солдат солдата. Иоанн же погиб геройски. Его заставляли стать предателем, забивали насмерть колючими палками из шиповника. А он только ругал врагов… Так вот, одно дело – не вламываться с оружием в дом к уважаемому человеку. И совсем другое – когда надоедливый пацан стащил портрет этого человека и прикрывается им, как щитом. Скелет мог прикончить меня чисто из уважения к святому, чтобы вернуть икону на место.

Но – обошлось. Он только проводил мой отчанный рывок нацеленным острием сабли.

Я встал между ним и братом, перекрывая ход на лестницу, и, торжествуя, вскинул икону над головой… Треснула ткань, это я в потемках зацепился рукавом за угол витрины. Икона выскользнула из рук, проехала по витринному стеклу мимо шарахнувшегося скелета и остановилась так далеко, что мне жизни не хватило бы добраться.

Глупо, как же глупо умереть от руки того, кто сам давно умер! Интересно, какое объяснение придумает не верящая ни в Бога, ни в нечисть тетя Света, когда найдет меня зарубленного древней саблей?

Я зажмурился и ждал, ждал, ждал смертельного удара…

Над ухом просвистело и с костяным грохотом обрушилось на пол в шаге от меня. Скелет. Сам поскользнулся, что ли?

В руку мне ткнулся мокрый нос, Гражданин Собакин горячо выдохнул, щекоча ладонь. Другой бы пес набросился и облизал с головы до ног, а он сдержанный, как дворецкий у английского лорда.

– Явился! – буркнул я. – Тут скелеты шляются, а ты пропадаешь неизвестно где!

Таежный охотник вздыбил шерсть на холке и повернулся к врагу.

Просвет в тучах на этот раз был особенно ясный, без дымки, за окном звезды россыпью, луна прожектором. Скелет бодро вскочил и от избытка силы закрутил саблей восьмерку.

– Ры! – прокомментировал Гражданин Собакин тоном артиста, который двадцать лет играет бесконечно надоевшую роль пса и даже не делает вид, что старается.

Скелет шагнул к нам.

Собакин ужом скользнул мимо и повторил охотничий прием, от которого у меня, помнится, долго болел копчик.

Раз! – пес вцепился в подол кольчуги.

Два! – скелет с размаху сел на пол.

Толкать его в грудь Гражданин Собакин поостерегся, опасаясь получить саблей. Но мне и так хватило времени, чтобы добраться до иконы…

Ну, вот, опять. Ссутулил плечи, повесил пустую голову и стал уходить, царапая паркет волочащейся саблей. Обидели деточку, не позволили себя зарубить…

Гражданин Собакин обогнал его в два прыжка и преградил путь. Я бежал следом, схватив икону.

С двух сторон мы загнали врага в дверной проем. Гражданин Собакин вертелся под ногами, кусая древние кости, я просто стоял, высоко подняв Иоанна Сочавского. Скелет отворачивался от святого лика и даже не пытался рубануть наседавшего Собакина.

Пожалуй, так мы продержим его до утра, а там вернется тетя Света и всех разгонит… Я уже прикидывал, какие последуют выводы и дисциплинарные взыскания. Нормальный директор без десантной подготовки вообще наградил бы нас с Собакиным за победу над скелетом. От тети наград не дождешься, но, может, хоть не накажет меня за порубленные рамки…

Размечтался!.. Скелет без замаха ударил саблей Собакина, тот успел отскочить, и на дверной коробке из дубового бруса появилась зарубка. Вот это удар! Как будто не легким клинком, а топором лесоруба! А если бы попал в Собакина? Представить страшно… Да тьфу на него, морду костяную! К брату я его не подпущу, а на выход – пускай проваливает, лишь бы Собакина не убил.

Я попытался отозвать пса, но тот не слышал. Таежный охотник вошел в боевой раж. Он был одновременно везде и нигде. Вопьется в костяную ногу, рванет; в голову ему сразу летит клинок, но проваливается в пустоту, а пес уже рвет другую ногу!

Был бы скелет живым человеком, уже валялся бы, истекая кровью. А так великолепная атака превратилась в танец с саблями. Пес не успевал перегрызть кость, скелет не успевал его зарубить. Оба красиво наскакивают, финтят, уворачиваются, а результата никакого. Результат будет, когда Собакин ошибется, а ошибется он обязательно. Живой же. И я хочу, чтобы он жил и дальше.

– Назад! – заорал я, наступая на скелет с иконой. – Собакин, фу! Брось каку!

Пес отскочил, огрызнулся на мелькнувший мимо клинок и, уже не торопясь, отошел в сторону.

Тут и луна спряталась. Скелет еще дергался, но с каждым движением тормозил все заметнее… Застыл. Батарейка кончилась.

«Чего ждем?» – обернулся ко мне Гражданин Собакин и первым пошел обнюхивать противника.

Я отложил Иоанна Сочавского на пол, в дверной проем, чтобы в случае чего не пропустить к Жеке скелета. Обхватил его сзади под мышками и поволок. Косточки вихляли и постукивали, чувствовалось, что их держит один резиновый клей. Хрупкий, черт! Сломаю ведь, тетка мне голову оторвет и нипочем не поверит, что я за ним полночи гонялся по музею!

Сабля в руке скелета опасно болталась у моей ноги, подошвы с хрустом давили осколки стекол и гипса от рамок.

Вот и гроб! Поблескивает в лунном свете. Сейчас ляжем, накроемся крышкой и бай-бай!