Рис. 57. Алебастровый рельеф с пальметтами над крылатыми сфинксами. Арад. Высота 0,61 м. VIII – VII век до н. э.

Мужские статуэтки этого периода очень трудно отличить от их предшественниц конца 2-го тысячелетия до н. э. Одного примера, пожалуй, достаточно: фигура в короткой конической шапке держит патеру и сидит на троне со львами по бокам. Такие грубые изделия, очевидно, были массовой продукцией для поклонения богам в святилищах, и мы не будет тратить на них время.

Перейдем к каменной скульптуре, которая дает нам лучшие образцы. Рельеф на известняковой стеле (рис. 56) высотой 1,7 метра из Марата представляет египтизированный крылатый диск и финикийский диск с полумесяцем, венчающие Баала в египетском одеянии с короной и уреем. Однако он держит львенка и стоит на льве, который, в свою очередь, стоит на условно обозначенной горе. Аналогии всем этим мотивам мы легко находим в ассирийском искусстве. Этот образец явно относится к периоду упадка, как и известная стела бога-грома из Угарита самого конца бронзового века. Однако эта стела напоминает многие изделия из слоновой кости. Исходя из этого, а также из места, где она была найдена, ее можно приблизительно датировать VIII веком до н. э. Прекрасный алебастровый рельеф из Арада также напоминает во многих деталях изделия из слоновой кости и, вероятно, относится к тому же периоду (рис. 57). Узор из повторяющихся финикийских пальметт между границами гильотировки (узора из пересекающихся линий) возвышается над лежащим крылатым сфинксом в двойной короне. В нижней части панели мы видим низкий алтарь или стол. На другом фрагменте рельефа, вероятно из того же монумента, подобный рисунок из пальметт с гильотировкой, однако на этот раз увенчанный парой крылатых грифонов, точно таких же, как на фрагменте с Мальты, который мы опишем ниже. Все эти рельефы вряд ли были выполнены позже VII века до н. э.

Сидонские и западные антропоидные каменные саркофаги датируются V и IV веками до н. э. и, таким образом, являются более поздними, чем артефакты, которые мы обсуждали до сих пор. Хотя саркофаг, иллюстрирующий наши рассуждения, выполнен в виде мужской фигуры, обнаруженные экземпляры по большей части представляют женские фигуры. В некоторых прослеживается египетское влияние (головы и головные уборы), хотя очень скоро возобладал новомодный художественный стиль: лица и прически стали греческими. В восточных экземплярах тонко выполнена лишь голова, остальное тело завернуто, словно мумия, лишь с небольшим уступом, представляющим ступни. В некоторых западных экземплярах ясно видны очертания тела и одежды.

Эти саркофаги иллюстрируют наступление греческого искусства на финикийское искусство метрополии того периода. В могиле, где обнаружен египетский саркофаг Табнита, находились и более поздние саркофаги чисто греческого стиля, датируемые с конца V по конец IV века до н. э.

Самый ранний, называемый «саркофаг сатрапа», вырезан из паросского мрамора. Он имеет остроконечную крышку с акротерием (орнаментом по парапетной стенке); на одной из длинных сторон изображен сидящий мужчина со слугами, конем и колесницей, на другой – охота на пантеру. На коротких сторонах мы видим четырех беседующих вооруженных юношей и сцену пира. Самый поздний, «саркофаг Александра», выполнен из пентелийского мрамора. На одной стенке – сражение греков с персами; в гуще боя мы видим Александра в головном уборе из львиной шкуры. В стиле нет ничего финикийского, и эти саркофаги являются символами приближающегося вытеснения финикийского искусства и культуры, просуществовавших более половины тысячелетия.

И действительно, закат финикийского стиля наступил очень скоро. Попадаются монументы истинно финикийские, которые можно отнести приблизительно к тому же периоду, что и саркофаги. Самой изящной, вероятно, можно назвать мемориальную стелу Баалйатона из Умм-эль-Амада, которая хранится сейчас в Копенгагене. На стеле изображен сам Баалйатон (лицо явно представляет собой портрет) в длинной тунике и в низкой круглой шапке. В верхней части стелы находится крылатый диск с уреем. Это – лучшая из подобных стел, обнаруженных в Тире или Умм-эль-Амаде. Все они относятся приблизительно к одному и тому же периоду – вероятно, к IV веку до н. э. или чуть позднее. В портретах чувствуется греческое влияние. Другой артефакт того же периода – стела Йехавмилка (Йехимилка) из Библа. На ней мы видим бородатого мужчину в длинном одеянии и низкой круглой шапке; он протягивает патеру сидящей Хатор в рогатом головном уборе. Одежда Йехавмилка на первый взгляд кажется персидской, но все же она финикийская, так как напоминает одеяния финикийских жрецов. Подобные изображения позднее повторялись редко. Завоевания Александра уничтожили финикийское искусство в этих регионах.

Как ни сложно отличить финикийский стиль в искусстве метрополии, сделать это на Кипре еще труднее. Кипрское искусство в начале 1-го тысячелетия до н. э., похоже, развивалось более-менее единообразно. Кипрский стиль, несомненно, появился частично из микенского (мы не имеем доказательств того, что микенцев когда-либо вытесняли с Кипра), а частично оживился (если можно применить такое слово) под влиянием Финикии, Сирии и материковой Греции. Египетские мотивы и стиль, наблюдаемые на кипрских артефактах, вовсе не доказывают прямые контакты с египетскими художниками, ибо могли просочиться через левантийское искусство, как произошло с ассирийскими мотивами. В VIII веке до н. э. – в результате развивающейся торговли – на восток проникло эгейское искусство из Ионии и Греции, и в кипрском искусстве ярче проявились ранние эгейские элементы. Все это привело к тому, что, начиная с VII века, принято называть греко-финикийским стилем. Однако, как давно отметил Майрс, кипрское искусство железного века не является ни греческим, ни финикийским. И финикийские, и эллинистические элементы более поздние и вторичные.

С финикийским искусством Кипра возникает множество проблем, поскольку чистых его образцов очень мало. Некоторые артефакты, такие, как протоэолийские капители, предметы с финикийской пальметтой, некоторые виды ювелирных изделий и культовые статуэтки, можно легко определить как финикийские. В то время как металлические чаши и некоторые безделушки – амулеты, скарабеи и подвески – указывают здесь, как и повсюду, на торговлю с Финикией. Однако поразительно то, что, хотя некоторая ранняя керамика похожа по форме и отделке на керамику из Финикии, Палестины и западных районов, в большинстве кипрской керамики этого периода ярко проявляются местные черты, присущие еще кипро-микенскому периоду. Это наверняка местный стиль, не испытавший сильного финикийского влияния. То же самое мы наблюдаем в крупной и мелкой скульптуре. Короче говоря, хотя в кипрском искусстве заметно некоторое финикийское влияние, оно встречается настолько редко, что кипрские изделия невозможно назвать истинно финикийскими.

Чтобы проиллюстрировать влияние Финикии – или по меньшей мере Передней Азии – на кипрское искусство, обратимся к медной или бронзовой подставке из Курия, датированной приблизительно последними годами 2-го тысячелетия до н. э. Все ее четыре стороны образуют ажурный контур, в котором находятся мужская фигура и стилизованное дерево с ветвями в виде спиральных колец. На одной из панелей – сидящий арфист; на трех других мужчины, несущие предметы, которые могут быть: а) двумя рыбами, б) кубком и двумя рулонами ткани и в) медным слитком в форме шкуры. На фигурах азиатская одежда и западная обувь с загнутыми вверх носками, что подразумевает хеттские прототипы и часто встречается в скульптуре Северной Сирии с IX века до н. э. Этот предмет, вероятно, сделан на Кипре, но художественно связан скорее с Северной Сирией, чем с Финикией.