Я успел заметить, что венесуэльцы, услышав от иностранца родную речь, немедленно проникаются к нему симпатией. Борода не стал исключением — он расплылся в улыбке (что с непривычки выглядело жутковато) и протянул мне руку.

— Меня зовут Хоакин, — сказал он. — Вы теперь будете с нами работать?

— Надеюсь.

— В таком случае вам нужно сфотографироваться. Пойдемте со мной.

— Иди, иди, — ободрил меня Трофимов. — Я пока пойду доложусь начальству.

Я последовал за Хоакином в полутемную кирпичную пристройку, где он извлек из сейфа фотоаппарат «Полароид» и дважды сфотографировал меня на фоне какой-то белой доски.

— Теперь все охранники будут знать вас в лицо, сеньор Денис, — объяснил он, пряча фотографии в папку с прозрачными файлами. — А сейчас напишите, пожалуйста, вашу фамилию латинскими буквами — вот здесь.

Я выполнил его просьбу. Борода Хоакина задвигалась — видимо, он шевелил губами, пытаясь запомнить мою фамилию. Потом вздохнул и убрал папку и фотоаппарат обратно в сейф.

— Вы можете ходить по всей территории, сеньор Денис, за исключением строения В. Там своя охрана, и чтобы попасть туда, вам потребуется специальный пропуск.

— Отлично, — сказал я. — А где сейчас наши? Ну, другие русские?

— Они в строении А. Я покажу вам, куда идти.

Строение А представляло собой бывший заводской цех, переделанный под складское помещение. Пыльный свет, проникавший сквозь грязные стекла зарешеченных окон, падал на горы тюков, циклопические стены контейнеров, пирамиды коробок и ящиков, занимавших почти все пространство склада. На небольшом свободном пятачке перед желтой погрузочной машиной стояли трое мужчин, о чем-то ожесточенно спорившие по-русски. Одним из них был Петя Трофимов, остальных я видел впервые.

— А вот и наш переводчик, — сказал Петя и выразительно кашлянул.

Спорившие, словно по команде, замолчали.

— Здравствуйте, — сказал я, — я Денис, буду с вами работать.

Молчание, последовавшее за этими словами, продолжалось чуть дольше, чем мне бы этого хотелось.

— Оптимистичное заявление, — произнес наконец высокий темноволосый мужчина с холеным лицом, обрамленным бакенбардами. Он был похож на породистого пса. — Ну, здравствуйте, юноша. Мое имя Болеслав Казимирович Пжзедомский. Потрудитесь, пожалуйста, запомнить.

Руки он мне не подал.

Зато стоявший рядом с ним полноватый блондин с красными, как у кролика, глазами тут же сунул мне свою теплую сухую ладонь.

— Приятно познакомиться, Денис. Володя, радист. Ты не представляешь себе, Денис, как нам не хватало переводчика! Петя говорит, ты в испанском — бог. Не врет?

При этом он заговорщически подмигнул Трофимову.

— Не мне судить, — сказал я. — Может, полубог. Но пока что никто не жаловался.

Радист казался вполне симпатичным человеком, но я хорошо помнил вчерашний Петин инструктаж и держался настороже.

— Ну и правильно, — улыбнулся блондин. — Скромность украшает. Да мы прямо сейчас и проверим.

Он обернулся к желтому погрузчику, за рычагами которого сидел одетый в синий комбинезон венесуэлец.

— Смотри, Денис, это Педро, наш старший грузчик. Знает пять английских слов и три русских, к сожалению, все матерные. Поэтому общаться с ним бывает трудно. Ему надо объяснить, что контейнеры с маркировкой «эс-штрих» загружаются в зеленую фуру, а те, что с маркировкой «гэ», серии с пятой по шестнадцатую, идут в серую фуру. Сможешь?

Я пожал плечами и помахал венесуэльцу рукой.

— Привет, Педро! Меня зовут Денис.

Педро пробурчал что-то нечленораздельное. «Будем считать, знакомство состоялось», — решил я и, стараясь не упустить ни одной детали, перевел то, что сказал Харитонов.

Педро отреагировал своеобразно. Он разразился потоком цветистых ругательств, большую часть которых я слышал впервые. В крайне урезанном варианте его речь сводилась к тому, что проклятые белые, у которых вместо головы жопа, должны сначала разобраться, куда девать контейнеры с маркировкой «зет-желтая», а потом уже давать ценные указания относительно контейнеров «эс-штрих» и тем более «гэ».

— Ругается? — участливо спросил радист. — Это дело обычное. Педро, он всегда такой. За словом в карман не лезет…

Я покачал головой.

— Тут какая-то логистическая проблема. Мне кажется, он просто не может добраться до этих контейнеров, потому что дорогу к ним преграждают другие, какие-то «зет-желтые». Кто у вас отвечает за логистику?

Трофимов вздохнул и торжественно положил мне руку на плечо.

— Теперь за нее отвечаешь ты, Денис.

— Почему? — оторопел я.

— Потому что ты единственный, кто может объяснить грузчикам, что от них требуется. Не бойся, это не больно.

— Но я ничего не понимаю в логистике!

— Да брось ты! — усмехнулся Харитонов. — Мы тут битый час не могли ничего от них добиться, а ты пришел и за две минуты разобрался, что дело, оказывается, в «зет-желтых».

— Толку-то, если я не знаю, куда девать эти «зет-желтые»!

— А вот для этого и существуют старшие товарищи, — успокоил меня радист. — Сейчас мы тебе поможем. Петя, куда у нас идут контейнеры с желтой маркировкой?

Петя вытащил из сумки уже знакомый мне блокнот, пролистал его и сказал странным голосом:

— Маркировка «зет-желтая» загружается в зеленую фуру после маркировки «эс-штрих».

Повисло неловкое молчание.

— А может, сложить пока желтые контейнеры во дворе, потом загрузить «эс-штрих», а уже после — «зет»? — спросил я неуве ренно.

— Да вы, юноша, — проронил холеный Пжзедомский, — просто прирожденный складской менеджер.

— Молоток, — одобрил белобрысый радист. — А говорил, в логистике ничего не соображаешь. Правильно все придумал. Вот и объясни теперь это нашим обезьянкам.

— Не вижу тут никаких обезьянок, — сказал я холодно.

Харитонов удивленно посмотрел на меня.

— Ну а кто ж они такие, если по-человечески не понимают?

Трофимов незаметно ткнул меня в бок. «Он будет тебя провоцировать» — вспомнил я и прикусил язык, чтобы не ответить грубостью. Вместо этого я повернулся к Педро и постарался донести до него свою концепцию погрузочных работ.

* * *

Это был тяжелый и долгий день. Я мотался по всей огромной территории склада, перебирался туда и обратно через хребты контейнеров и тюков, искал какие-то несуществующие маркировки, помогал грузить ящики в фуры, до хрипоты спорил с Педро и другими рабочими и, когда в шестом часу все было закончено, почувствовал себя выжатым, как после десятикилометрового кросса с полной боевой выкладкой.