– Припоминаю.

– Наверное, это иногда раздражает, – сказал он.

– Не без того. – Я решил перейти к цели своего визита. – Мистер Хуарес, примерно неделю назад в ваше почтовое отделение зашел мужчина и отправил денежный перевод. Я надеялся поговорить с вами о нем.

– Ну так у нас уйма народу переводы отправляет. Здесь полно иммигрантов, и они пересылают заработки домой. А перевод был за границу или внутренний?

– Внутренний, – ответил я.

– Тогда выбор немного сужается, – сказал Хуарес. – Этих-то поменьше будет. У вас есть фото?

– Я могу позаимствовать у кого-нибудь здесь планшет на секундочку? – спросил я.

Можно было показать фотографию и на нагрудном дисплее, но люди обычно стесняются разглядывать грудь. Служащая, которую, судя по именной табличке на ее рабочем столе, звали Мария Уиллис, дала мне свой планшет. Я загрузился и вывел фото Джонни Сани – обмытого, с закрытыми глазами.

– Это не самая удачная фотография, – сказал я, показывая им снимок.

Мистер Хуарес лишь равнодушно глянул на изображение. А вот Мария Уиллис изумленно охнула и прижала ладонь ко рту.

– Боже мой! – воскликнула она. – Это же Олли Грин!

– Олли Грин? – переспросил я. – Значит, полное имя Оливер Грин? еще цвет такой есть[17].

– Он умер, да? – кивнув, прошептала она.

– Да, – ответил я. – Мне жаль. Вы его знали?

– Он приходил сюда почти каждую неделю, брал бланк на перевод, конверт и марку, – сказала Уиллис. – Был очень милым. Может, слегка заторможенным, – она посмотрела на меня, словно проверяя, правильно ли я понял намек, – но очень милым. Всегда мог поговорить с тобой о том о сем, если не было очереди.

– И о чем он говорил? – спросил я.

– О самых обычных вещах. О погоде, недавно увиденном фильме или телешоу. Иногда рассказывал о белках, которых видел по дороге на почту. Очень уж они ему нравились. Однажды обмолвился, что хотел бы завести маленькую собачку, чтобы та гонялась за белками. А я сказала, что если он сделает это, то и белку, и собачку в конце концов задавит машина.

– Значит, он жил где-то поблизости, – сказал я. – Если ходил сюда пешком.

– Кажется, он говорил, что живет в «Бредбери-парк», – вспомнила Уиллис. – Или в «Бредбери-вилла»? Что-то типа этого.

Я тут же запустил поиск и обнаружил в полумиле от почты элитный жилой комплекс «Бредбери-парк». Действительно на расстоянии одной остановки.

– Он когда-нибудь рассказывал о своей работе? – спросил я.

– Не особенно. Только однажды упомянул, но потом сразу сказал, что она секретная и о ней нельзя говорить. Тогда я пропустила это мимо ушей, думала, пытается пошутить.

– Ясно, – заметил я.

– Хотя, по-моему, он свою работу не любил.

– Почему у вас сложилось такое впечатление?

– Последние несколько раз он выглядел подавленным и хмурым и все больше отмалчивался, совсем не как раньше. Я спросила, все ли в порядке. Он ответил, что работа его угнетает. Но больше ничего не добавил.

– Понятно, – сказал я.

– А теперь он умер. Может, из-за своей работы?

– Пока мы этого не знаем. Следствие еще идет.

Сзади кашлянул Хуарес. Я обернулся и, увидев за собой еще пару старушек, кивнул ему, чтобы показать, что понял намек.

– Похоже, мне пора закругляться. Вы что-нибудь еще запомнили об Оливере Грине? Что-нибудь необычное?

– В один из своих последних приходов он интересовался арендой абонентского ящика, – сказала Уиллис. – Спрашивал, сколько это стоит и что нужно сделать, чтобы все оформить. Я назвала цену и сказала, что понадобится два экземпляра удостоверения личности. После того он, казалось, охладел к этой теме. Я сказала, что ему лучше обратиться в банк и нанять там сейф.

– Почему?

– Он сказал, что хочет держать там нечто ценное.

– А, Оливер Грин, – сказала Рэйчел Штерн, менеджер «Бредбери-парк». – Приятный парень. Живет в однокомнатной квартире на первом этаже, рядом с садом и прачечной. Правда, арендатор не он, а его компания.

– Его компания?

– Да, «Филамент диджитал».

– Не уверен, что слышал о ней, – засомневался я.

– Вроде бы они занимаются чем-то связанным с компьютерами и медицинскими услугами, – сказала Штерн. – Точно не знаю. Слышала только, что они тесно сотрудничают с «Городом надежды», поэтому и снимают у нас квартиру. Чтобы в ней могли останавливаться люди, работающие там.

– Значит, мистер Грин не первый, кто живет в этой квартире? – спросил я.

– Да, было несколько человек до него, – сообщила Штерн. – В основном тоже приятные люди. Одного только пришлось попросить, чтобы не шумел после десяти вечера. Очень любил громкую музыку.

– Грин ничего такого не делал?

– Нет, – заверила Штерн. – Он образцовый жилец. Много разъезжает, особенно в последнее время. Даже не знаешь, когда он дома. – На ее лице отобразилось изумление. – А что, у мистера Грина проблемы с ФБР?

– Не совсем, – ответил я. – Он погиб.

– Боже милостивый. Как?

– Миссис Штерн, вы не будете возражать, если я взгляну на его квартиру? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Разумеется, – сказала она. – То есть, будь он жив, наверное, понадобился бы ордер, но теперь, когда он мертв… – Она умолкла, очевидно раздумывая, как поступить, потом кивнула самой себе и посмотрела на меня. – Конечно, агент Шейн, пойдемте со мной.

– Какой замечательный у вас комплекс, – сказал я, когда мы шли из офиса, – просто чтобы завязать разговор и чтобы ей не пришло в голову все-таки потребовать ордер.

– Да, неплохой, – согласилась она. – У нас есть и другие, классом выше. Этот находится где-то посередине нашего спектра предложений. Но ведь, смею заметить, Дуарти и сам по себе приятный городок. Агент Шейн, вы не против, если я спрошу вас кое о чем?

– Пожалуйста.

– Вы, случайно, не родственник Сиенны Шейн?

– Вряд ли. Она – знаменитость?

– Что? Нет-нет, что вы. Я просто ходила вместе с ней в старшую школу в Глендоре, а когда приехала на десятилетие выпуска, Сиенна сказала, что ее кузен подхватил вирус и стал хаденом. Я подумала, может, это вы.

– Увы, – сказал я. – Я даже не отсюда. Родился в Виргинии.

– А почему вы спросили, не знаменитость ли она?

– Когда люди спрашивают, знаешь ли ты кого-то, речь чаще всего идет о знаменитостях, – заметил я.

– Не припомню ни одной знаменитости по фамилии Шейн, – сказала Штерн и указала на квартиру. – Мы пришли.