Пока он там лежал, ожила какая-то древняя защитная система Компании, таящаяся в прудах. Дряхлый, серый левиафан, с жабрами и чешуей, поднялся из мутных вод и цапнул Морда за бок. Тварь, походившая скорее на игуану, чем на рыбу, широко распялив пасть, двигалась неуклюже, демонстрируя утрату конечностей. Сцена разыгрывалась перед нами точно в аквариуме: драка между двумя случайными созданиями, помещенными туда богом, решившим проверить, сможет ли акула победить медведя. Схватка закончилась едва начавшись: Морд прихлопнул тварь лапой, выдавив ей мозги, левиафан повалился на берег как нечто, никогда не бывшее живым.

Зрелище казалось фантасмагорией, однако я еще не рассказала вам о самом чудесном. О том, что со временем превратило этот день из мифического в легендарный, в такой, который не может приукрасить самый смелый фантазер. Морд, расстроенный, похоже, слабостью обсерватории и жалкой попыткой левиафана затеять драку, все еще кипел от ярости и в поисках мести обратил свой гнев против Компании.

Мы в ужасе наблюдали то, что я теперь едва могу описать. Морд снес верхушку здания, словно это был трухлявый улей. Один взмах лапы – и обломки верхних этажей улетели далеко на запад, в пустыню за городом. Потом он принялся старательно выковыривать содержимое и, возя огромным языком в лабиринте камней и пластмассы, вылавливал крошки сладкой плоти, выплевывая прочее. В его взгляде не осталось ничего человеческого, один лишь неутолимый голод. Это был воплощенный кошмар. Люди и биотехи выпрыгивали из разломанного улья прямо в отстойники, где их ждала смерть. Морд не обращал на них внимания.

Эскадрилья бесполезных вертолетов, чьи лучшие времена явно остались позади, попыталась подняться в воздух откуда-то из глубины здания, но Морд, взлетев вслед за ними, посбивал их на землю. Некоторые обломки упали неподалеку, другие – вонзились в песок окружающей пустыни, и уже через минуту казалось, что они лежали там испокон веков.

Тогда в бой вступила последняя линия обороны. В небо поднялся рой биотехов, напоминающих ос или саранчу. Их плотная, темная туча окружила Морда, но тот, издав низкий, рокочущий хохот, широко разинул пасть и принялся летать сквозь рой туда-сюда, словно кит, набивающий брюхо крилем, до тех пор, пока от дронов не осталось почти ничего, лишь мизерные объедки, рассеявшиеся где-то у горизонта.

Так радостны, так свободны были в тот момент движения Морда, что мне невольно подумалось: нападение Морокуньи и рефлекторная атака левиафана послужили Медведю предлогом для разорения здания Компании. Поводом совершить то, что он давно собирался.

Защита пала, разверстая Компания лежала перед Мордом, он же закапывался все глубже внутрь, разгребая когтями металл, камень и тела людей. Каждый раз, находя богатую добычу, он поднимал морду, чтобы вопящий комочек окровавленной пищи легче проскальзывал в глотку. Даже издалека было видно алое пятно, растекающееся по его морде.

Мы загипнотизированно смотрели, потрясенные зрелищем мучений, но наконец все успокоилось. Морд, насытившись, подхватил труп левиафана, разодрал его и презрительно швырнул внутренности вместе с позвоночником на вершину кучи, в которую превратилось здание. На этой финальной ноте медведь улетел прочь.

Однако нам еще долго пришлось слушать рев и мычанье Морда, пропитавшие воздух, заставляя самую непроглядную ночь воспламеняться искрами горя и ярости, всей глубины которых нам не дано было постичь. Злыдарь, Морд, Великий Медведь, который когда-то был, наверное, человеком и который еще много раз возвращался в сумерках к руинам Компании и спал беспокойным сном на ее камнях, мучимый видениями, превращавшими наш собственный ночной отдых в бессонные блуждания с зажмуренными глазами.

А со всего города откликались последыши, ревущие свое «Мррррк!»

Это было уже слишком. Оно сводило на нет наши шансы. Шансы, что мы переживем не то что месяц, а хотя бы следующий день. Я запуталась в своих желаниях, склоняясь к мысли, что уж лучше ультиматум Морокуньи, уж лучше бы ракета поразила свою цель, тогда городской хаос остался бы управляемым и привычным.

На следующее утро по городу пополз слух, что Морокунья мертва, что последыши выковыряли ее из подземного убежища и сожрали, так что и духа ее на свете больше нет.

Но я в это не поверила.

* * *

Я пыталась проникнуться масштабом этих событий, хотя честно сказать, произошедшее меня так напугало, что я чуть не обделалась под ворчливые комментарии Вика, которые он отпускал и во время спектакля, и после его окончания:

– Уж не собирается ли он напасть на Компанию? Да, он такой… Откуда, интересно знать, у нее ракеты и пусковые установки? Ну, это же просто! Из-под земли выкопала… Остается лишь понять, придет ли она за нами сейчас или погодя? Ранена она или убита?.. Здание Компании уходит под землю на много этажей, он снес только голову. Тело пока остается там, внизу. В нем все еще теплится жизнь. Вероятно… Компания не контролирует Морда. Абсолютно. Что же из этого, по крайней мере, следует, что новых последышей ему не видать как своих ушей. Других-то источников нет. Если только твари не способны размножаться.

У меня не было слов даже для того, чтобы сказать Вику, что у меня нет слов, не то что обсуждать его замечания. Единственный человек, которого он мог развлечь, был он сам. Я понимала лишь то, что Морокунья показала себя опасной, безрассудной дурой: привести в движение подобный план, с треском провалить его и не позаботиться о запасном «аэродроме», – это нужно быть полной идиоткой. А нам всем, так или иначе, теперь придется расплачиваться. Даже если она подохла, ее детки-мутанты все еще в городе, и мы понятия не имеем, что может выползти из подвалов Компании.

Мы стояли рядом, почти вплотную, на нашем насесте, я и мой бедный больной Вик. Я вновь почувствовала сладко-соленый, резкий запах гольянов в его дыхании. Но мне это было безразлично. Его волосы пахли чище, чем должны были, мое бедро прижималось к его бедру, моя рука – к его руке, невозможно было видеть в нем просто больного или врага, какое-то препятствие. При всех этих линиях, паутинках и ловушках, протянувшихся во все стороны из Балконных Утесов, пока остававшихся на своем месте, несмотря ни на что.

– Куда мы пойдем, если нам придется покинуть Балконные Утесы? – без обиняков спросила я, кожей почувствовав, что его сердце забилось быстрее.

Огромные глаза и неподвижное тело – билось только сердце, – он напоминал гигантскую древесную лягушку. Все это притупило мои инстинкты, некое глубинное убеждение, что Вик никогда не изменит свое мнение насчет моих отношений с Борном.

Он не двинулся, даже когда я склонилась к нему и поцеловала в губы в награду за созерцание бездны. Или, может быть, за то, что он не был ни Мордом, ни Морокуньей, ни последышем, а просто самим собой.

Затем я вступила в борьбу с его жилистым телом. В глазах Вика проявились вопрос о моих намерениях и беспокойство, чем же мы стали после бурной ссоры.

Я же намеревалась только сопеть, как Мордов последыш. Сопеть и рычать, обхватив Вика. Вцепиться в него и дышать ему в ухо, став настоящей медведицей. Во всем, за исключением поцелуев.