Я как-то никогда не рассматривала Кабана вот в таком, семейном ракурсе. Мне казалось, что и одного подобного индивидуума более чем достаточно для этой вселенной. Но, оказывается, у него есть родня. Надеюсь, лишь по крови, а не по духу.

Ошиблась. Что дело нечисто, я поняла, когда Мерзьен поманил меня пальцем и тихо, вполголоса, произнёс:

— Лучше не попадайся сестре хозяина на глаза.

Приоткрыла рот, чтобы поинтересоваться: «Почему?» — но секретарь мотнул прилизанной головой и скорчил кислую мину. Ясно, даже если спрошу — ответа не даст. Но само по себе то, что Мерзьен предупредил меня о возможных неприятностях, было удивительно!

Неприятностей я не ищу. И знакомств с членами кабаньего семейства — тоже. Так что постараюсь держаться в тени.

Два дня всё шло хорошо. По утрам я работала на конюшне, потом в кабинете секретаря разбирала корреспонденцию, а после либо убегала по поручениям, либо шла с книгой на задний двор. В мудрости выбранной тактики «не высовываться» я уверилась, случайно услышав, как одна горничная пожаловалась другой:

— Эта Дур-Пила — сущий ужас! От неё даже сабельники бегают, представляешь?

Как-как, Дур-Пила? Нет, такой жути мне точно не надо. У меня уже в ежедневном меню Кабан и Мерзьен. Этого хватит с избытком.

Но от судьбы не уйдёшь.

На третий день герцог с сестрой отправились на приём к губернатору, а на козлах запряженной четвернёй парадной кареты рядом с дядькой Ырнесом в малиновой ливрее сидела я.

Сестра их светлости большого впечатления на меня не произвела. Внешне так себе, уже увядающая, несколько грузная дама. Герцог любил чёрное, а эта — золотое. В остальном родство угадывалось безошибочно: широкие рты, наводящие на мысль о проглотивших мальков сомах, презрительно-брезгливое выражение холодных лиц, невысокие коренастые фигуры. Интересно было бы взглянуть на лорда Эл’Дур-Пилта.

А вот я, судя по всему, леди чем-то заинтересовала. И хотя внешне безразличный взгляд остановился на мне лишь на несколько секунд, по спине пополз холодок дурного предчувствия.

И не зря.

По возвращении от губернатора я занялась конями, а потом болталась на конюшне до поздней ночи, вернувшись в комнату, когда все остальные уже досматривали третий сон. Но на следующий день леди Цирвея Эл’Дур-Пилт вплыла в секретарский кабинет. И первое, что сделала, — выставила за дверь Мерзьена.

— Пшёл вон. Вернёшься, когда тебя позовут.

Я вскочила тоже. Оставаться наедине с пристально разглядывающей меня тёткой не хотелось абсолютно.

— А ты — как там тебя, Тьери? — останься.

Это ещё зачем? И откуда она знает моё имя? Выходит, интересовалась? Ой, не к добру это… что делать-то? Что-что — в руках себя держать! Вежливо поклонилась и произнесла:

— Добрый день, леди! Могу я быть чем-то полезен?

Вместо ответа меня больно цапнули за подбородок, заставив приподнять и повернуть к свету лицо. Ну и хватка! Прямо когти гарпии! Чувствую себя ягнёнком, на которого спикировал орёл.

— Мм-м, какой милый маленький цыплёнок!

Она таращилась на меня с такого расстояния, что можно было посчитать поры на припудренном мясистом носу. А выражение лица казалось откровенно плотоядным. Сейчас облизнётся! Это что ж такое?

Вместо ответа на невысказанный вопрос перст с массивной золотой печаткой ткнул меня в щёку, потом взгляд Дур-Пилы пополз куда-то вниз.

Ну нет! Что бы эта ведьма там ни хотела, мне дать ей нечего!

Вывернувшись, отпрыгнула, а потом согнулась, схватилась за живот и взвыла:

— Ой-ёй-ёй, живот прихватило, простите, терпеть больше не могу!

И рванула к двери.

Она захохотала вслед:

— До вечера, цыплёночек! И не красней так!

Да что ж это такое? Долго мне будет тот медный таз аукаться?

Вечер я просидела в деннике у Кусаки. И, поразмыслив, решила, что останусь здесь и на ночь. Принесу попону и лягу на опилках в углу под яслями с сеном. Тут меня искать вряд ли станут. А если и найдут, фиг выковыряешь из безопасного убежища, охраняемого бескомпромиссным мерином. Не думаю, что герцог рискнёт навредить дорогущему коню в угоду прихотям сестрицы, которую к старости потянуло на молоденьких мальчиков.

Я угадала. Коня Кабан трогать не стал. Но утром мне передали распоряжение незамедлительно явиться к их светлости. И оказалось, что я не золотой меровенец, мной пожертвовать вполне можно. Разговор был короток.

— Леди Цирвея жалуется на тебя. Если не ночуешь в особняке, зачем тебе тут комната? Возвращайся во флигель, а лучше прямо на улицу. Первая и прямая обязанность слуги — угадывать и беспрекословно исполнять прихоти хозяина, уразумел, мерзавец?!

— Так я же ваш слуга, — попыталась пискнуть я, выделив голосом «ваш».

— Именно. И я желаю, чтобы моя сестра была довольна. Всё понял? Свободен!

И что мне теперь делать? Леди по-любому удовлетворена не будет, хотя пока об этом не догадывается. Но зато теперь ясно, чем эта Дур-Пила устрашила сабельников.

Я её тоже боюсь!

Может, наловить мышей и рассовать по карманам? Эх, где тот мифический синий грызун, напугавший любвеобильную особу в голубом, — эта бы зверушка мне сейчас ой как пригодилась!

Так что же делать? Прямо нарушить герцогский приказ и снова спрятаться на конюшне? Но ведь и вправду выгонит. Или попытаться подсунуть этой мегере Бефа? Нехорошо. Он, конечно, мне не друг… но такого и врагу не пожелаешь. А как тогда быть? Попробовать честно заболеть? А если вызовут доктора и тот начнёт меня осматривать? Тоже не годится. Вот же ведьма!

Я даже попыталась спросить совета у Мерзьена, пока выводила обтекаемые отписки в ответ на очередную стопку приглашений убить время в пустых хлопотах. Но тот лишь глумливо осклабился:

— А я предупреждал. Теперь терпи. Не волнуйся, жив останешься.

Утешил, называется.

До вечера я бродила понурая, а потом всё-таки решила, что заночую на конюшне. Выгонят так выгонят. Уедет мегера, попрошусь обратно, апеллируя к необходимости особого ухода за меровенцами.

Сейчас только зайду в комнату, переоденусь…

Усталость и сонливость навалились внезапно. Только что я сидела на краю постели, держала в руках рубашку, которую собиралась надеть, а за окошком синели сумерки… и вдруг уже вокруг темнотища, только и можно различить на полу светлое пятно упавшей рубахи, а на дворе явно глухая ночь. Что случилось? И сколько времени прошло? Понятия не имею. Но — ощупала себя руками — я вроде бы цела. Странным показалось только то, что мешочек с землёй, который я обычно прятала под рубашкой на груди, казался горячим. Позже подумаю, что бы такое могло значить, а сейчас стоит поторопиться на конюшню.