Люди менее зажиточные не могли себе позволить пользоваться услугами бутлегеров. Бедняки пробавлялись самодельным вином, добывали спиртное на подпольных винокуренных заводиках, которыми кишели горные районы штата Нью-Йорк. Любимым напитком в этих местах считался яблочный бренди собственного изготовления. Насколько помнил Хэм, ни один виноторговец в Найтсвилле ни разу не появлялся. Еще задолго до введения «сухого закона» по всей территории к востоку от каменоломен изготавливали в домашних условиях вино, пиво и даже виски.

– Неправда! – с жаром возразила Люси. – Джейк работает на новой бумагоделательной фабрике, наверху, у водопадов. Он приезжает домой только на уик-энд.

Уолт снова покачал головой. Как все изменилось в долине Гудзона!

– У нас здесь скоро станет не лучше, чем в Нью-Йорке или Филадельфии. Вон сколько фабрик понастроили по всей реке. Карл Мейджорс открыл еще две печи. Ты об этом знаешь, Хэм? Одну, правда, в Уэстчестере, вниз по реке, это еще ладно. Оглянуться не успеешь, как промышленность совсем вытеснит фермеров из долины.

– Ты что-нибудь имеешь против национального процветания, папа? – Люси встала и налила себе бренди.

– Если это можно назвать процветанием, – проворчал Уолт и протянул свой стакан. – Налей-ка и нам с Хэмом еще. А кто это разрешил тебе пить? Ты еще несовершеннолетняя.

– Ох, папа! Ты совсем отстал от жизни. У нас сейчас тысяча девятьсот двадцать третий год.

– Отстал от жизни… И что же это за жизнь такая? Женщины бегают по улицам чуть ли не голышом. Пьют, дебоширят, воют и трясутся под дикую музыку. Республиканцы говорят: возврат к «нормальности». Что же это за нормальность такая, я вас спрашиваю? И что за человек сидит там в Белом доме?

– Я слышала, что президент болен, – пробормотала Сьюзан.

Уолт выбил трубку в большую медную пепельницу.

– Болен, говоришь? Немудрено. Банды из Огайо даже для него оказалось слишком. Весь кабинет продажный, и Смит, и этот пройдоха, полковник Форбс. А единственный дружок покончил с собой, до того как закон до него добрался. Сам президент играет в карты, пьет и развратничает прямо в Белом доме. Позор для всей нации!

– Уолт, нехорошо так говорить о людях, тем более о президенте, – забеспокоилась Сьюзан. – Пастор Уильямс только на прошлой неделе об этом говорил. Помнишь – «пусть первым бросит камень тот, кто сам безгрешен»? Демократы распускают отвратительные слухи, и никто не знает наверняка, правда это или нет.

– Пусть пастор Уильямс верит, во что ему вздумается. Мне Гардинг никогда не нравился. И твоему отцу тоже, Хэм. А ведь Найты всегда принадлежали к республиканцам, еще до Эйба Линкольна. После прошлых выборов он сказал: «Уолт, не нравится мне этот человек. Не нравится, как он выглядит».

– А, по-моему, он выглядит шикарно. – Люси, полулежа на тахте, возвела глаза к потолку. – Интересно, что чувствуют девушки, когда сам президент приглашает их в Белый дом? У него там прямо целый гарем, как у турецкого султана.

Сьюзан пришла в ужас.

– Люси! Что ты такое говоришь! Да еще в присутствии молодого человека!

– Хэм еще и не такое слышал. Правда, Хэм? – подмигнула Люси.

Хэм оттянул тугой воротничок рубашки. Попробовал переменить тему:

– Двое рабочих уволились с каменоломни. Ушли работать к Мейджорсу в Хаверхилл. Будем искать замену, Уолт?

– Не так-то легко найти. Сейчас полно более легкой работы за лучшую плату. Я слышал, Нью-Йоркская центральная железнодорожная компания набирает рабочих. Они собираются переделать пути, проложить новые рельсы, сделать старую дорогу самой скоростной и удобной в Соединенных Штатах. И конечно, платить большие деньги.

– Тогда мы тоже должны больше платить, – по-хозяйски уверенно произнес Хэм.

Уолт взглянул на него с непривычным уважением. Подобно всем в Найтсвилле, он готов был до конца жизни чтить память старого Натаниэля и хранить установленные здесь феодальные порядки.

– Я сам собирался с тобой об этом поговорить. Вообще весь этот прогресс и процветание выглядят как-то странно. Бизнес процветает, цены на бирже взлетают до небес, у всех столько денег, что некуда девать. В то же время пара ботинок, которую я купил в прошлые выходные в Клинтоне, обошлась мне намного дороже, чем три года назад. Вот я и спрашиваю: какой смысл в том, что сейчас мы зарабатываем больше денег, чем в тысяча девятьсот двадцатом году, если купить на них можно меньше?

– Инфляция, – произнесла Люси с важностью выпускницы школы.

– Я сам знаю, что это такое. – Отец поднялся, снова наполнил свой стакан. – Подделка, вроде ваших движущихся картин. Оптический обман. Зажигается свет, и все красивые картинки вместе с людьми исчезают как дым.

Он хотел налить и Хэму, но тот накрыл свой стакан рукой.

– Спасибо, дядя Уолт, у меня уже и так голова кружится.

– Давайте ужинать, – объявила Сьюзан, – иначе мясо пережарится, или Уолт опьянеет и не сможет его разрезать.

Она с трудом подняла свои тучные телеса с глубокого кресла и направилась к кухне.

– Ты когда-нибудь видела меня пьяным, женщина?

Однако последнее слово все же осталось за ней:

– И дай Бог, чтобы никогда не увидела.

Они направились в столовую. Люси взяла Хэма под руку и зашептала в самое ухо:

– Я надеюсь, что ты напьешься, а я этим воспользуюсь.

Она прижалась к нему бедром.

На протяжении всего ужина Люси, с трудом скрывая зависть, изводила Хэма шуточками по поводу Крис Мейджорс.

– У нашего Хэма появилась подружка. – Люси склонила голову набок, сделала высокомерное лицо. – Она так высоко задирает свой длинный нос, что уже несколько лет не видела собственные ноги.

– Прекрати, Люси! – прикрикнула мать. – Я слышала, что она очень хорошая девушка.

– Кто тебе сказал? Хэм? Он не может о ней правильно судить.

– Она мне не подружка, – побагровел Хэм. – И нос она не задирает.

– Ну, значит, ты ее дружок. И еще я слышала, у нее столько платьев, что она меняет наряды каждый час.

– Я ничего не знаю о ее платьях.

– Да неужели? Разве она не носит платья, когда вы бываете с ней вместе?

– Ну довольно, мисс! – Уолт не на шутку рассердился. Люси поняла, что зашла слишком далеко. – Сейчас же извинись перед Хэмом.

Она выпрямилась, сложила руки на коленях, приняла виноватый вид.

– Извини, Хэм, я просто пошутила, ты же знаешь.

Хэм покраснел еще больше.

– Все в порядке, Люси.

После горячего Уолт пошел посмотреть скот, Сьюзан ушла на кухню за пирогом и сливками. Люси, оставшись вдвоем с Хэмом, возобновила издевательства: