Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что Виктория здесь делает? Последнее, что она слышала, – младшая сестра Бакстон собиралась провести праздники во французском госпитале. Может, она вернулась домой раньше? Тогда почему не встречает Рождество в Саммерсете, с семьей?
Ровена.
Внутри все оборвалось. Наверное, Ровена разбилась на одном из этих ужасных аэропланов, на которых она постоянно летает. И кто только допустил такое безрассудство? А самое главное – почему Пруденс была так жестока с ней? Что, если она больше никогда не сможет сказать Ровене, что любит ее, несмотря на свою обиду. Ведь она действительно любит Ровену, а как же иначе?
К двери Пруденс подошла, как раз когда Виктория поднималась на площадку. При виде ее бледного лица и взволнованных голубых глаз сердце сжал страх.
– Что-то с Ровеной? – шепотом спросила она и в ужасе прижала руку к горлу.
Виктория покачала головой:
– О, дорогая, соберись с силами.
Вцепившись в дверной косяк, Пруденс со страхом ждала, что скажет подруга.
– Эндрю… Он…
Пруденс закричала, перед глазами поплыли черные круги.
– Нет! – воскликнула Виктория, подхватывая ее под локоть и осторожно провожая к креслу у камина. – Не паникуй, Пру, – уверенно сказала она. – Эндрю жив, чудом спасся. Он непременно поправится… со временем.
Пруденс рухнула в кресло и прикрыла глаза, не отпуская руки Виктории. Эндрю жив. Это главное.
– Со временем? Что с ним? Где он? Как он вообще попал под обстрел? Такого не могло случиться на запасной конюшне. – Она в отчаянии смотрела на Викторию, моля только о том, чтобы все это оказалось ошибкой.
– Мне очень жаль. Он вызвался перегнать в прифронтовой лагерь стадо мулов. Должно быть, наткнулся на вражеский дозорный отряд.
С замиранием сердца Пруденс выговорила:
– В него стреляли?
– Да, несколько раз, – кивнула Виктория.
Пруденс всхлипнула:
– Насколько все плохо?
– Плохо, – не стала ходить вокруг да около Виктория. – Одно ранение в бок, но пуля прошла навылет, слава богу. Зато другая рана едва не убила его. – (Изо всех сил сжимая руку Виктории, Пруденс ждала.) – Соберись с силами. – (Пруденс послушно сделала глубокий вдох.) – Эндрю потерял ногу.
Чувствуя страшное головокружение, Пруденс зажмурилась, едва сдерживая готовый вырваться крик. Она не знала, сможет ли остановиться, если закричит. Все, ради чего они приложили столько стараний, потеряно. Как Эндрю сможет работать ветеринаром с одной ногой? Или учить Горация играть в футбол? Работу в доках он теперь точно потеряет, думала она, хотя и понимала, что там и без того вряд ли станут держать место до возвращения Эндрю с войны.
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Ее вина. Все это ее вина. Она попыталась вмешаться, и вот что вышло. Попробовала управлять судьбой. Таким способом Бог решил наказать ее, а бедный Эндрю страдает.
– Где он сейчас?
– В госпитале, где я работала до отъезда во Францию. Мне пришлось воспользоваться связями, чтобы отправить Эндрю туда. Это госпиталь для офицеров, и я думаю, там о нем позаботятся лучше.
Пруденс, с колотящимся сердцем, вскинула голову:
– Он здесь? В Лондоне?
– Да, – кивнула Виктория, – я приехала за тобой. Ему необходимо с тобой увидеться. Он в плохом состоянии.
– О нет! – вскочила Пруденс. – Но ведь он поправится?
– Доктора считают, что да, но…
– Но – что?
Пруденс в ужасе замерла на месте. Что еще могло случиться?
Виктория замялась.
– Его ждет долгое восстановление. Как физическое, так и душевное.
Пруденс понимающе кивнула. Все образуется. Если она сможет находиться рядом с Эндрю, все будет хорошо. Он жив и, в отличие от многих солдат с легкими ранениями, его уже не пошлют обратно на фронт.
– Можно мне с ним повидаться?
– Да, поедем. Я не отпускала шофера.
Пруденс начала торопливо собираться, но ребенок внутри вдруг зашевелился – видимо, ему передалось беспокойство матери, – и ей пришлось остановиться.
– Ты в порядке? – с тревогой спросила Виктория.
Пруденс закусила губу и кивнула:
– Да, наверное.
Она застегнула пальто и плотно обмотала шею шарфом. Перед самым выходом из квартиры вспомнила о пудинге, вернулась на кухню и сняла кастрюлю с плиты. Надо будет передать Мюриэль и Кейти, что она не придет, чтобы не волновались. Разум еще проворачивал какие-то бытовые детали, но в сердце уже бушевало горе. Пруденс взяла сумочку, тщательно заперла дверь, хотя на самом деле ей хотелось в отчаянии колотить кулаками по стене, как бьющийся в истерике ребенок.
С напускным спокойствием она прошла вместе с Викторией к машине и забралась внутрь. Не менее спокойно задала все полагающиеся вопросы о ранениях и возможном выздоровлении Эндрю. Судя по всему, Виктория нашла Эндрю совершенно случайно, когда его привезли с полевого перевязочного пункта. Рана на ноге воспалилась, инфекция вызвала жар. Врачи думали, что он не выживет, но Эндрю выкарабкался. Как только он достаточно окреп для путешествия, Виктория договорилась об отправке в госпиталь и получила разрешение сопровождать раненого. В конце концов, речь шла о муже ее сестры. Последнюю фразу Виктория сопроводила улыбкой, но Пруденс нашла в себе силы лишь благодарно сжать ее руку.
Дорогу до госпиталя Пруденс помнила смутно, ей казалось, что с того момента, как она заметила глядящую в ее окна Викторию, прошло всего несколько секунд. Район, куда они приехали, показался знакомым, и в ответ на ее вопросительный взгляд Виктория кивнула:
– Тут поблизости жили Бронсоны. Помнишь, мы часто катались на велосипеде с их девочками?
Пруденс не забыла, но причина крылась не в детских воспоминаниях. И тут она вспомнила, почему район выглядит знакомым. Щеки залила краска стыда. Здесь она встретила Себастьяна после переезда в Лондон. После высказанной вслух обиды он поцеловал ее, а она позволила, несмотря на то, что уже была замужем за Эндрю. Больше подобного никогда не повторялось и не повторится. Если подумать, тот случай помог ей понять, как сильно она любит Эндрю.
Который сейчас лежит на больничной койке, без одной ноги.
Пока они шагали через превращенный в госпиталь особняк, Пруденс готовила себя к тому, чтобы не показывать перед мужем слабости. «Будь храброй, – твердила она себе. – Не дай ему разглядеть твой страх или то, как гнетет тебя мысль, что вскоре придется заботиться не только о новорожденном, но и муже-инвалиде». Ей просто хотелось показать Эндрю, как сильно она его любит и сожалеет о том, что ее поступок привел к таким ужасным последствиям.
Виктория проводила ее в помещение, которое, видимо, в свое время служило музыкальной комнатой или гостиной. Железные кровати и утки на фоне красно-золотых обоев выглядели кощунственно.