Наконец пятая больница согласилась на перевод, но потребовался еще час, чтобы найти машину скорой помощи со специальными бариатрическими носилками для транспортировки. Шесть часов прошло, и я чувствовал себя проигравшим. Ко всему прочему, мне даже не удалось притупить ее боль, несмотря на то что за такой короткий промежуток ей ввели больше морфина, чем кому-либо в моей практике.

Через три дня я разговаривал с сосудистым хирургом, который взялся за операцию у Натальи. Он подтвердил мои подозрения и обнаружил тромб в артерии ноги, но, хотя он удалил его, было уже слишком поздно, и ногу спасти не удалось. На следующий день то же самое произошло с другой ногой: она стала холодной, появились боль и пятна на коже. Хирург обнаружил второй тромб, который удалось вовремя устранить. Но на третий день пребывания Натальи в больнице появился третий тромб, на этот раз в легких – тромбоэмболия легочной артерии. Несмотря на все усилия, произошла остановка сердца и пациентка умерла. Мы с хирургом разделили удивление и ужас по поводу такого прискорбного исхода, и оба выразили недоумение ввиду настолько повышенной свертываемости крови. Хирург упомянул, что одним из факторов риска было ожирение, с чем я согласился. Жир действует как часть эндокринной системы и выделяет гормоны, которые повышают вероятность образования тромбов. Мне было еще горше осознавать, что я не смог уменьшить ужасную боль Натальи в один из последних дней ее жизни. Всякий раз, когда пациент внезапно умирает, особенно в молодом возрасте, я снова и снова прокручиваю в голове всю ситуацию по несколько дней, а иногда и лет, спрашивая себя, что я мог бы сделать по-другому. Над случаем Натальи я, вероятно, никогда не перестану размышлять.

Хотя жир на теле человека влияет на качество и скорость медицинского обслуживания, мой опыт работы с Натальей выявил также системные и технические препятствия для оказания помощи пациентам с морбидным ожирением. Несмотря на то что смерть Натальи, вероятно, нельзя было предотвратить, ее масса тела усугубляла ее боль и страдания и обнажала ограничения всего медицинского оборудования – от костылей до инвалидных колясок и компьютерных томографов.

Через несколько месяцев после смерти Натальи у меня был пациент с еще большей степенью ожирения: он весил более восьмисот фунтов[26]. Много лет он жил в доме сестринского ухода из-за инвалидности, связанной с массой тела. Когда у него начался кашель и лихорадка и ему потребовалась госпитализация для обследования, этим в течение семи часов занимались более пятидесяти пожарных. Они демонтировали большой эркер и соорудили пандус, чтобы спустить его кровать прямо в грузовой фургон, на котором его и доставили в больницу.

Пациенты с ожирением часто подвергаются бесчеловечному отношению в условиях системы здравоохранения, и поездка в грузовом фургоне – лишь самый вопиющий пример. Многие люди с легким или умеренным ожирением при обращении за медицинской помощью сталкиваются с огромным количеством менее ощутимых изъянов в системе, таких как недостаточно крупные стулья в приемной и слишком узкие манжеты для измерения артериального давления. Но при лечении пациентов с наиболее тяжелой формой ожирения возникает еще один важный вопрос: где провести черту? Должны ли все аспекты системы здравоохранения разрабатываться с учетом особенностей человеческих тел массой в тысячу фунтов?[27] Или есть предел, за которым люди не могут рассчитывать на спасение из-за собственного жира? Это системные и этические проблемы, которые нелегко решить.

В ночь перед отъездом из Барроу у меня на ужин был китовый жир: Герман дал мне остатки мактака из своего ледяного погреба. Стоя на тесной кухне в своем жилище, я срезал черную кожу и нарезал бледный жир на небольшие куски. Я планировал растопить их и использовать полученное масло для жарки нарезанного картофеля, можно было бы назвать это блюдо «картофель фри в китовом жире».

Жир – это часть человеческого тела, наиболее сильно нагруженная суждениями и отрицательными эмоциями и окутанная культурными стереотипами, но, пока я наблюдал за кусками мактака, скворчащими на сковороде на плите, я думал о том, что в Арктике жир не враг, а герой. Благодаря ему инупиаты и их предки заселили, казалось бы, непригодные для жизни места. Хотя рацион большинства инупиатов уже не включает его в таких количествах, как раньше, новые исследования доказывают, что китовый жир гораздо полезнее, чем большинство продуктов в супермаркете Барроу. Центры по контролю и профилактике заболеваний США теперь призывают коренных жителей Аляски увеличить потребление традиционных продуктов питания, несмотря на высокое содержание жиров: современная наука наконец догоняет древний здравый смысл.

Анатомическое строение каждого организма отчасти определяется социально-экономическим и историческим контекстом, в котором он обитает. Среди медицинских работников растет осознание наших предубеждений в отношении жира и брешей в системе здравоохранения, и это первый шаг к улучшению ситуации. После десятилетий неудачных начинаний и недостоверных научных данных о питании медицина, возможно, наконец откажется от порицания жира – как на теле, так и в продуктах питания – и примет во внимание сложную роль метаболизма, генетики и доступности пищи в формировании тела.

Мне было интересно, что мифология инупиатов могла бы рассказать о священности подкожного жира. К сожалению, вся информация о традиционной религии инупиатов утрачена, и от древнего мировоззрения, которое формировалось под влиянием суши и моря так же, как и культура питания и генетика, ничего не осталось. И все же за ужином я представлял, как предки Германа пели песни об очаровании гигантских морских млекопитающих, великолепии бурной жизни в летний сезон и изобилии здорового, аппетитного, поддерживающего жизнь жира.

В 1969 году Министерство сельского хозяйства США начало исследование легких скота, чтобы выяснить, пригодны ли они для употребления в пищу человеком[28]. Хотя, согласно требованиям министерства, все органы и мясо животных, предназначенные для потребления человеком, проходят определенную проверку, в данном исследовании оценка проводилась гораздо тщательнее, чем обычно. Патологоанатомы государственных учреждений собрали несколько сотен легких крупного рогатого скота с различных скотобоен и тщательно препарировали их, просматривая дыхательные пути, ответвляющиеся в легкие, вплоть до самых глубоких микроскопических воздушных полостей – альвеол. Им нужно было установить с научной точки зрения, безопасны ли легкие для использования в пищевой промышленности и потребления людьми.

В большинстве образцов патологоанатомы обнаружили пыль и споры плесени, которые вдыхали животные, а также небольшое количество содержимого желудка, попавшего в легкие в результате аспирации до или после забоя. Еще больше правительственных ученых встревожило, что многие загрязняющие вещества содержались в мелких дыхательных путях глубоко в легких, где инспектор по контролю за мясом мог и не заметить их во время стандартной проверки. Они повторили исследование с легкими овец и телят и обнаружили те же инородные вещества.