В марте 1979 г. в ответ на мятеж исламистов в городе Герат последовала просьба нового руководства страны о военной помощи. Американцы прямо не толкали советских руководителей на вмешательство, но намеренно увеличивали вероятность, что они это сделают через разные каналы дезинформации вероятного развития событий в дальнейшем.

Под наблюдением ЦРУ они поставляли оружие для антиправительственных вооруженных формирований. Стали возникать все чаще и чаще мятежи в армии, обострилась внутрипартийная борьба. В сентябре 1979 г. был убит лидер НДПА Мохаммад Тараки по приказу отстранившего его от власти Хафиззуллы Амина. Кстати, советнический аппарат и некоторые подразделения Советской армии уже находились в стране.

По линии КГБ СССР поступала информация о связях последнего с ЦРУ США. Было принято решение о свержении Амина силами наших спецподразделений и о подготовке его замены в лице Бабрака Кармаля, чью кандидатуру поддерживал Ю.В. Андропов.

Амин несколько раз, а если быть точным — 7 раз, обращался к Москве о выделении войсковой помощи для борьбы с исламистами, что стало прикрытием для ввода большого, состоящего из солдат среднеазиатского происхождения, контингента наших войск и свержения Амина.

В начале декабря 1979 г. в Баграм был направлен т. н. мусульманский батальон — отряд особого назначения ГРУ Генштаба. Их еще называли «земляки», потому что состояли они из советских военнослужащих среднеазиатского происхождения.

В первых числах декабря 1979 г. по приказанию МО СССР Д.Ф. Устинова начали проводиться развертывание и мобилизация частей и соединений Туркестанского и Среднеазиатского военных округов. Решение о вводе войск было принято 12 декабря 1979 года.

Вот текст решения на заседании Политбюро ЦК КПСС с ответом на вопрос, кто были инициаторы ввода войск на территорию южного и дружественного соседа:

«1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные т.т. АндроповымЮ.В., УстиновымД.Ф., Громыко А.А. Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на т.т. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.

2. Поручить т.т. Андропову Ю.В., УстиновуД.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».

Но еще до этого, т. е. до фактического получения приказа по применению советских войск в Афганистане, начальники Генштаба Н.В. Огарков и ГРУ ГШ П.И. Ивашутин заявили, что они сомневаются в пользе этой затеи членов Политбюро и председателя КГБ Ю.В. Андропова. Рисовали тяжелые последствия такого шага. Но когда состоялось решение, и был дан приказ, естественно, взяли под козырек — приказы не обсуждают!

Нет смысла хронометрировать все ДЕСЯТЬ лет тяжелой, изнурительной, кровавой бойни с той и другой стороны, которая каждый год уносила тысячи жизней наших воинов и афганцев — военных и моджахедов. О боях-товарищах написаны сотни книг, поставлены фильмы, сооружены памятники и обелиски «афганцам», жертвам ошибок и некомпетентности советского партийного руководства.

В 1989 г. мы вынуждены были уйти из Афганистана. По ТВ того времени передавали процесс вывода 40-й армии во главе с командующим генералом Б.В. Громовым.

Всего за десять лет войны в войсках на территории Афганистана военную службу прошли 620 000 военнослужащих. После вывода войск у возвратившихся появился т. н. афганский синдром: недоверие к афганскому народу, желание быть «настоящим мужчиной», этаким рэмбо, жаждущим подвигов и славы, падение уровня воинской дисциплины, процветание «дедовщины», увлечение курением чараса — разновидности гашиша, разводы в семьях, участие в организованных преступных группировках и межнациональных конфликтах, чрезмерное употребление алкоголя… Все это, к сожалению, было.

Цинковые гробы — «груз-200» — путешествовали по Союзу. Вплоть до 1987 г. цинковые гробы с телами погибших хоронили в полутайне, а на памятниках запрещалось указывать, что воин пал в Афганистане.

Вот запись заседания Политбюро ЦК КПСС 30 июля 1981 года:

«…Суслов: Хотелось бы посоветоваться. Товарищ Тихонов представил записку в ЦК КПСС относительно увековечивания памяти воинов, погибших в Афганистане. Причем предлагается выделить каждой семье по тысяче рублей для установления надгробий на могилах. Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что если сейчас мы будем увековечивать память, будем об этом писать на надгробиях могил, а на некоторых кладбищах таких могил будет несколько, то с политической точки зрения это не совсем правильно.

Андропов: Конечно, хоронить нужно с почестями, но увековечивать их память пока рановато.

Кириленко: Нецелесообразно устанавливать сейчас надгробные плиты.

Тихонов: Вообще, конечно, хоронить нужно, другое дело следует ли делать надписи.

Суслов: Следовало бы подумать и об ответах родителям, дети которых погибли в Афганистане. Здесь не должно быть вольностей. Ответы должны быть лаконичными и более стандартными».

Вот так думали и действовали тогда небожители — партократы, которым «по барабану» были судьбы лежащих в цинковых гробах и переживания их родственников. По жизни героям — почтение, подлецам — забвение. Беда в том, что сегодня мы тоже забыли о них. А ведь забвение истории грозит нам повторением прошлых ошибок.

Демобилизованные из Афганистана видели смрад общественной жизни и двойные стандарты. По возвращению в Союз они часто встречались с чиновничьей отповедью на какие-то вопросы социального плана: «Я вас туда не посылал!»

И еще один момент — это было время заката горбачевской голодной и холодной перестройки. В 1989 г. один афганец написал в «Комсомольскую правду»:

«Знаете, если бы сейчас кинули по Союзу клич: «Добровольцы! Назад, в Афган!» — я бы ушел…Чем жить и видеть все это дерьмо, эти зажравшиеся рожи кабинетных крыс, эту людскую злобу и дикую ненависть ко всему, эти дубовые, никому не нужные лозунги, лучше туда! Там все проще».

Эти слова отражали обстановку в стране того времени. Раны, нанесенные войной, затягиваются, но шрамы остаются навсегда…

Феномен М.А. Суслова

Член Политбюро ЦК КПСС, всесильный «серый кардинал» СССР, главный идеолог партии Суслов Михаил Андреевич (1902–1982 гг.). Пик карьеры М.А. Суслова пришел на времена Брежнева, хотя влиятельным деятелем партии он был при Сталине и Хрущеве.

Он запомнился сверстникам моей студенческой юности как адепт введения в программу вузов обязательного предмета — научного коммунизма. В его лабиринтах многие мои соученики-студенты часто запутывались, ставили вопросы и не могли на них ответить даже при помощи этой самой книги.

Практически всю свою жизнь он посвятил партийной работе. Хрущев был слаб в теории, поэтому Суслова ценил как крупного знатока марксизма-ленинизма, хотя этот крупный теоретик ничем не обогатил марксизм.