— Пункт XIV. Отчет подкомиссии по рассмотрению промежуточного доклада Балаболла, с иллюстративным материалом сопутствующих диаграмм А-Y и наиболее релевантных отзывов заинтересованных организаций под N I–XVII. Вышеупомянутый отчет, написанный, как мы все понимаем, с полным знанием дела, убедительно показал, что набор тестов на достижение успеха не дает в разбираемом случае таких же стабильных результатов, как профессиональное тестирование — особенно при исследовании церебральных (в отличие от висцеральносоматических) учеников, высокий процент которых является слишком экстратенсивным, чтобы удовлетворять Поведенческой модели, поверяемой по методу Бине — Стэнфорда. Систематизация статистических материалов дается в приложении XXXIV, а фактографическая обработка — на графике 79-А. Вы сами можете вывести процентную кривую, характер которой говорит, как я убежден, о совершенно однозначной тенденции. Вы спросите, применима ли здесь Иллюзия Мюллера — Лейера? И допустимо ли ссылаться на Детский псевдорефлекс доктора Пауллоу, по крайней мере в исключительных и атипичных ситуациях? Думается, что это было бы ошибкой. Наша первоначальная классификация в эндоморфных, мезоморфных и эктоморфных соотношениях представляет нам вполне достоверные данные для моделирования октогенеза детского поведения. Могу от себя лично добавить, что Зыбчатая гистограмма дает такой же неопровержимый анализ, как и Коэффициент согласия. Мне кажется, что в свете вышеизложенного мы должны одобрить отчет подкомиссии и принять ее рекомендации от 1 до 8. Благодарю за внимание. Поскольку возражений нет, переходим к обсуждению пункта XV.

Колесница заседания уверенно катится вперед на зыбчатых колесах этой околесицы. Члены комиссии, окончательно опутанные диаграммными кривыми и непрямыми соотношениями, просто не в состоянии потребовать разъяснении. Да не помогли бы им и разъяснения, потому что они были бы еще более нелинейными, чем разъясняемая тема. «Видите ли, — сказал бы председатель, — модель поведения не является прямым синонимом Поведенческой схемы, так же как Схематическое поведение нельзя назвать — в строгом смысле — антонимом Поведенческого схематизма. Следовательно, мы вынуждены вернуться к первоначальному варианту». Понимая свою обреченность, члены комиссии молча, покорно и понуро соглашаются с председателем. Им даже не приходит в голову, что можно найти выход из этой ловушки. А между тем клин, как известно, вышибается клином. И если среди заседателей окажется хотя бы один опутаист, планы председателя будут неминуемо сорваны. При лобовом столкновении двух опутаистов члены комиссии попадут в двойной бредень».

Повторюсь, это всего только несколько примеров бюрократических игр. Но они дают понять: КАК принимаются решения. Что ж после этого удивляться, что бюрократический аппарат работает так, как он работает?

В данной книге я намеренно не уделяю подробного внимания нашей современной отечественной бюрократии. Не хочется соревноваться с многочисленными причитаниями средств массовой информации. Но кое-что все-таки следует сказать.

К моменту перестройки советская бюрократия уже потеряла способность адекватно реагировать на вызовы времени. Но, в отличие от чиновников предреволюционного периода, инстинкт самосохранения она не утратила. И началась перестройка.

Вообще-то начиналось это мероприятие под флагом борьбы с бюрократией. Что было уже смешно — потому что осуществлялась перестройка чисто бюрократическими методами. Достаточно вспомнить недоброй памяти «борьбу с пьянством и алкоголизмом», когда в административном раже в Крыму вырубили уникальные виноградники. Остальные мероприятия проходили на таком же интеллектуальном уровне. В отличие от интеллигенции, слегка офонаревшей от демократии, гласности и прочих глупостей, народ все очень хорошо понимал. Тогда ходил такой анекдот. Проходит сельский сход. Председатель толкает речь:

— Партия постановила: аппарат нужно сократить!

Голос из зала:

— Правильно! Аппарат сократить, а змеевик удлинить!

Все так и получилось. Разумеется, никакого сокращения управленческого аппарата с развалом Союза не случилось. Коммунистическая партия рухнула — но чиновников стало еще больше. Кстати, о коммунистах. Нанесите визит в любой обком КПРФ — и вы увидите все прелести славной нашей партии застойного времени. Эти люди безнадежны. Так что, как говорилось в рекламном ролике, при всем богатстве выбора альтернативы у нас не было. Впрочем, не совсем так. Перестройка, конечно, была своеобразным мероприятием. Но могло бы быть куда хуже! Сейчас только ленивый не стенал над так называемой «бюрократической приватизацией». Да, это была, конечно, та еще акция. Да только ведь все равно народные масс при любом раскладе не получили бы ни черта! Притом, что все могло быть гораздо хуже. Директор Агентства журналистских расследований Андрей Константинов, к примеру, полагает, что именно бюрократические игры уберегли нашу страну. В чем-то он прав. Аналитики видят два альтернативных варианта.

Первый — «банановая республика». Это вариант, когда все пошло бы так, как хотели особо продвинутые либералы. Приехали бы дяди с Запада и все скупили бы. И не надо думать, что тогда жизнь была бы веселей. Потому что транснациональные корпорации довольно часто приобретают предприятия не для того чтобы их возрождать, а с абсолютно противоположной целью — чтобы утопить конкурента. Так, к примеру, чуть не произошло с уникальным Выборгским целлюлозно-бумажным комбинатом. Который приобрели западники с явной и конкретной целью его обанкротить. Не нужен им был такой конкурент. Не вышло, к счастью. Но это уже другая история.

Так вот, растаскиванию страны помешали заковыристые правила игры, установленные отечественными бюрократами. Иностранцы совались — но не могли разобраться, куда, кому и сколько дать. И получилось все в итоге не так уж плохо. Потому что на любую приватизацию найдется национализация.

Второй вариант — «колумбийский». Ни для кого не секрет, что к середине восьмидесятых в СССР сформировалась милая структура под названием «мафия». В девяностые годы она добилась многого. Но все-таки власть организованная преступность захватить не сумела. А захватила бы? Есть милый пример — Колумбия, где реальная власть принадлежит кокаиновым картелям. В России в прошлое десятилетие бывало всякое — но все-таки генерального прокурора у нас не убивали. И Верховный суд бандиты не захватывали. А в Колумбии такое в семидесятых случалось, когда власть попыталась обуздать беспредел наркобаронов. Все-таки лучше бюрократы, чем бандиты.

Читатели могут вспомнить «китайский вариант». Но его возможность мы проморгали в 1953 году благодаря товарищу Хрущеву. Точку, когда имелась возможность поворота, мы миновали именно тогда. Потом было уже поздно.

Да и Китай… Безусловно, хитрые китайцы, и лично господин Дэн Сяопин сумели избежать многих российских прелестей. Кстати, жесточайшим образом раздавив при этом радикальных демократов. Там оппозицию разогнали так, что батька Лукашенко отдыхает. Но дело не в этом. На самом-то деле Китай очень напоминает наше Отечество. Просто в этой стране в пять раз больше население. Соответственно и масштабы в пять раз больше. В том числе и «зон процветания», которые видят иностранцы и восхищаются. Ведь если гражданин иной страны, не слишком понимающий наши реалии, приедет в Москву, он тоже останется в убеждении, что мы все наши проблемы уже успешно решили. Так вот Пекин и Шанхай — это еще не весь Китай. У них там своих чудес достаточно. Так, китайцы так же жалуются на засилье бюрократического аппарата. И, несмотря на чудовищно жестокие репрессии Мао Цзэдуна, никуда эта самая бюрократия не делась. Выжила.