пошла.

Она слегка пожала мне руку и побежала к подъезду. У двери махнула и нырнула внутрь. Даже не спросила, как я доберусь домой.

Я вздохнул. Выглянул из-под козырька подъезда. Дождь усиливался. Придется накрыться сумкой. Добежать до метро или остановки.

— Витя, возьми зонтик, — знакомый голос. Откуда-то сверху. — А то промокнешь под дождем.

Я повернулся. Ольга выглядывала из окна на втором этаже. Когда успела так быстро залететь домой?

— Нет, спасибо, — я улыбнулся и покачал головой. — Добегу. Спасибо.

Девушка помахала. Я зашагал прочь. Дождик еще терпимый. Хорошо, что она позаботилась обо мне.

Через полчасика я был дома. Поскольку дождик прошел, вернулся пешком.

Открыл своим ключом. С порога почуял вкусные запахи пирога и супа. Только теперь вспомнил, что ужинал лишь мороженым.

— Витя, это ты? — крикнула мать из кухни. — Не промок?

Я снял кеды и куртку. Бросил сумку в свою комнату. Пошел на кухню.

— Что так долго? — спросила мать. Она лепила котлеты в кастрюльке. Посмотрела на меня. Что-то она чересчур быстрая. — Ты откуда такой усталый? Хотя, выглядишь неплохо. Даже синяк почти прошел. Давай, переодевайся быстрее, скоро ужинать будем.

Я заглянул в гостиную. Отец сидел перед телевизором и читал газету. Сестра закрылась в своей комнате. Ладно, ужин я смотрю, будет обычным.

* * *

Последнее время Ирина Геннадьевна чувствовала себя неважно. Не потому что болела, нет. Просто заботы на работе.

Впрочем, это мягко сказано. Заботы, ага. Катастрофа вселенского масштаба. Причем, не одна. А сразу несколько.

Класс у Ирины Геннадьевны — пятый «Ж». Один из самых отстающих в школе. Мальчишки наипервейшие хулиганы.

Дрались со всеми, даже с учениками старших классов. На переменах прыгали по партам, как мартышки по джунглям. Девочек доводили до слез.

Сколько их Ирина Геннадьевна ни ругала, сколько в угол ни ставила, сколько не звала родителей, все без толку. Дубовые, непробиваемые. Причем, большая половина класса.

Ладно бы, обычное непослушание. Но с недавнего времени бесенята ступили на опасную дорожку. Коровьев и Стокин замахнулись на святое.

Малолетние остолопы разрисовали портрет Ленина в красном уголке. Добавили рожки, бородку, усы и клыки. Фатальная ошибка.

Скандал произошел грандиозный. Злополучный плакат немедленно сняли. Родителей вызвали в школу. Слух дошел до районо и райкома. Там устроили ужасную головомойку директору и Ирине Геннадьевне.

На этом все вроде бы успокоилось. Буря прошла мимо. Но потом снова небольшой казус. Правда, показательный.

У Воробьева мать ходила в церковь. И детей туда водила. Виталика тоже.

Опять вина педагога. Директор постаралась замять дело, но куда там.

Комсомольцы из десятого «Б» уже пронюхали. Доложили секретарю, а тот рад стараться. Раздул из мухи слона. Решил на этом дельце заслуги себе сделать.

В общем, пыль от скандала только улеглась, как сегодня случился новый. Ирина Геннадьевна еще не рассказала мужу.

Утром Кондратьев, один из самых отъявленных шалопаев, притащил в школу нож. Не кухонный, а охотничий.

Длинный и острый. В кожаном чехле. Просто кошмар.

Ирина Геннадьевна не заметила. После второго урока на перемене Кондратьев достал нож и начал хвастаться. Сапожков пытался забрать у него. Они начали бороться.

А потом нож вонзился в ногу Сапожкова. Рана получилась легкая. Это еще повезло. Могло быть хуже.

Но кровищи натекло море. Две девочки свалились в обморок. Хорошо, Ирина Геннадьевна тут же оказала первую помощь.

Врач потом сказал, что мальчику сильно подфартило.

— Пара миллиметров в сторону и лезвие могло перерезать нерв, — сообщил он. — Тогда он остался бы инвалидом.

Слава богу. А тогда Ирина Геннадьевна чуть с ума не сошла. Особенно, когда увидела кровь, хлещущую из раны.

Директор не обещала ничего хорошего. Это у нее такая привычка.

В таких случаях она всегда искала виноватого. Никогда не пыталась защитить подчиненных.

— Весьма прискорбное происшествие, — поджав губы, сказала она. — Родители Сапожкова обещали жаловаться. Вы понимаете, что это значит?

Ирина Геннадьевна догадывалась. Кто-то должен понести ответственность за случившееся. И это явно не директриса.

— Желательно поговорить с ними, понимаете? — значительно спросила та. — Объяснить, что это трагическая случайность. Что из-за не стоит поднимать шума.

Конечно же, Ирина Геннадьевна поговорит. Вот только сейчас она раздумывала.

Может быть, она совсем никудышный педагог? Раз уж у нее в классе постоянно случаются такие происшествия.

Поэтому, придя домой, Ирина Геннадьевна решила не говорить мужу, что случилось. Она хотела прояснить голову.

И еще. Женщине казалось, что в семье тоже неладно.

Муж все время молчаливый. О чем-то думает. При этом старается быть добрым и улыбчивым. Уж не появился ли у него кто-то еще? Только этого не хватало.

Дочь тоже изменилась. Все время запирается в комнате. Часами болтает по телефону. Ну, с ней понятно. Влюбилась. Только вот в кого?

Но больше всего женщину беспокоит сын. Казалось бы, с ним все в порядке. Занялся спортом, как одержимый. Это после того, как избили.

Наверное, что это временно. Потом пройдет. А может, втянется.

Беспокоило другое. Он как будто незнакомый человек.

Неуловимые изменения. В повадках. В разговоре. В поведении. В манерах. Как такое могло произойти? Может, его слишком сильно стукнули?

Ирина Геннадьевна убрала сковородку с котлетами с плиты. Чайник закипал. Она насыпала заварку в другой, поменьше.

— Люди, пойдем ужинать! — крикнула женщина, помешивая поварешкой суп в большой кастрюле. — Аркаша, зови детей!

Сначала никто не ответил. Потом в кухню вошел муж. Уселся за стол, потер лоб. Обычно в таких случаях говорит: «Ну вот и покушать подъехало».

А сейчас молчит. Точно кто-то появился. Уж не Любка ли с их бухгалтерии? Вечно муж про нее рассказывает истории.

— Ты позвал детей? — спросила Ирина Геннадьевна и поставила перед мужем тарелку с супом. — Где они?

Первой пришла