тратить на них время. У него были дела поважнее: общение с голосами в голове и рисование.

Первая тетрадь заполнилась быстро, Выхин взялся за вторую. В ней он собирал беглые наброски, скетчи. Довольно быстро Выхин научился вылавливать из окружающего мира интересное, подмечать детали и перебрасывать их на бумагу. Он мимолетом зарисовал почти всех учителей из школы, запечатлел случайных прохожих на улице или в кафе, в магазинах, на остановках, у заправок и в очередях на базаре. Выхину нравилось рисовать, но еще больше ему нравилось показывать эти рисунки тварям божиим.

Превосходно!

Лучше не бывает!

Какие эмоции, какие движения, пластика!

Неси еще!

В полумраке пещеры он дорабатывал скетчи, наносил на легкие, почти невидимые линии новые жирные узоры, тени, прорисовки. Он будто вспарывал обычный мир и выуживал образы, которые могли бы никогда не появиться. Под одобрение тварей божиих, конечно.

Рыхлая, круглая Нина Алексеевна – учительница по рисованию – превращалась в грушеподобного монстра с козлиными рожками и черными глазами. Очень смешного.

Тощий учитель труда Семён Александрович походил на виселицу с подвешенной на остром носу петлей. В руках он держал человечка, похожего на друга Капустина, и собирался его вот-вот повесить.

Случайный мужчина, выглядывающий из троллейбуса, приобрел демонические черты, будто он выбрался из потустороннего мира, чтобы проехаться на общественном транспорте и прихватить с собой кого-то не особо удачливого.

Разные были рисунки. Смешные, страшные, но обязательно – запоминающиеся.

Выхин проводил в кенотафе все свободное время, а домой возвращался затемно. Для мамы он уже давно придумал легенду про друзей и подруг, с которыми ездит в горы и вообще отлично проводит время. Мама, увлеченная новой бытовой жизнью, верила на слово и никогда не проверяла.

Прячась от переменчивой погоды, Выхин гулял по лесу. Солнце еще не добралось сюда в полной мере, первое весеннее тепло не могло пробиться сквозь густые еловые ветки и высокие сухие кустарники. В лесу лежали рыхлые грязные сугробы, мелкие ручейки никак не могли выбраться из-подо льда, а ветер был привычно морозный, колючий.

Выхин набивал карманы камнями и отправлялся к реке. Он выгуливал тварей божиих, и твари были благодарны. От них веяло приятным холодом. Выхин чувствовал, как зима проникает под рукава куртки, поднимается по рукам, охлаждая кожу, к груди, к шее, к животу.

На реке вдоль берегов лежали глыбы льда. Вода набрасывалась на них, откалывала куски, тащила за собой в мутные бурные водовороты. Как-то раз Выхин, забравшись на одну такую глыбу, наблюдал за байдарочниками, которые сплавлялись по устью реки вниз, к водопадам. Это было одно из популярных местных развлечений. Туристы весной или бродили по горам, или спускались по реке.

Мимо пронеслись три байдарки. Радостно завизжала какая-то девушка в желтом шлеме. Обрывки музыки разорвали весенний лес и тут же заглохли – байдарки исчезли за очередным коленом.

Зарисуй их тоже.

Красивое зрелище.

Мы бы хотели наслаждаться им.

Выхин торопливо вернулся в пещеру и нарисовал в новой тетради девушку в шлеме, мужчину около нее, а еще реку, полную крови, и разодранные байдарки, несущие людей в пасть демонической сущности. Выхин фантазировал, рисуя сущность. Ему показалось, что он впервые увидел истинное лицо тварей божиих. Собирательный образ демона, который обитал тут до зарождения времени.

– Зачем вы здесь? – спросил Выхин.

Развлекаться.

Искать истину.

Убивать всякого, кто пройдет мимо.

Ответы были не важны, но Выхин уяснил для себя, что его взгляды совпадали со взглядами тварей божиих. Он тоже был противоречивым и непостоянным парнем.

А в середине марта Выхин столкнулся у реки с Андреем Капустиным.

Тот сидел на большом камне около старого моста, возясь с тесемками пухлого рюкзака. У ног Капустина лежали свернутый спальный мешок, еще один рюкзак, поменьше, и пакет с торчащими из него шампурами.

Выхин собирался спуститься к водопаду, чтобы снова понаблюдать за байдарочниками. Твари божии советовали ему тренироваться в скетчах, вот он и тренировался. Выхин чувствовал себя неважно, потому что с утра светило яркое солнце, становилось нестерпимо жарко – непривычно – и сбежать от этой жары уже не удавалось. Отчим говорил, что через пару недель настанет форменное лето. Особенно отчаянные люди уже готовились к открытию купального сезона – и этих людей Выхин не понимал совершенно. Мир южного колорита оказался ему чужд.

Он мог бы заметить Капустина раньше, но отчаянно щурился от солнечных лучей и смотрел куда угодно, только не на дорогу. Получилось так, что Выхин вынырнул из-за деревьев, как двухметровый едва проснувшийся медведь, и едва не столкнулся с Капустиным нос к носу.

– Смотри, куда прешь, – лениво пробормотал Капустин, ногой отодвигая пакет с шампурами.

Нос его уже давно зажил, а вот выбитый зуб пока так и не вставили. Выхин слышал от Элки новость, что их родители собирались заказать дорогой, керамический, чтобы был похож на настоящий. Откладывали деньги. А пока Капустину приходилось щеголять дыркой, как Тому Сойеру, и учиться сквозь нее плевать.

Выхин отступил на шаг, растерявшись. Погруженный в мысленный диалог с тварями божиими, он не ожидал никого встретить. Тем более заклятого врага.

Голоса в голове затараторили:

Это он? Ты о нем рассказывал?

Вот это удача!

Дай разглядеть, дай разглядеть!

Этот гад гонял тебя по лесу и обливал краской!

А теперь сидит тут, как ни в чем не бывало.

В нашем лесу.

Растерянность сменилась настороженной злостью.

– Ты что тут забыл? – спросил Выхин, засовывая руки в карманы брюк. Нащупал камни, сжал, чувствуя сладкий холодок.

– С пацанами в поход идем, – Капустин, сощурившись, окинул Выхина взглядом. – Тебе вообще какое дело, жирдяй? Иди своей дорогой.

– Какой я тебе жирдяй, – огрызнулся Выхин. – Следи за словами.

– А то что? Снова зуб мне выбьешь?

– Хотя бы и зуб.

Капустин криво ухмыльнулся, махнул рукой, заканчивая разговор, и снова стал возиться с веревками рюкзака. Попытался развязать затянувшийся узелок зубами, сплюнул.

– Ты не отвлекайся, – сказал Выхин, злясь еще больше. – Разговор есть, раз уж мы так удачно встретились.

Холод от камней растекся по телу, коснулся сердца и разума. Твари божии шептали:

Покажи ему!

Самое время показать, ну!

Пусть ответит за жирного, за травлю!

И с телкой твоей пусть больше не мешает общаться.

А то надумал себе.

Старший брат хренов.

Капустин лениво поднялся, разминаясь. Посмотрел сквозь прищур на голубое небо. Сказал:

– Какой разговор, жирдяй? Не дорос ты еще до разговоров. Вали давай куда шел, не нарывайся. Я с тобой в прошлый раз все закончил только потому, что Элка просила, чуть ли не на коленках за мной ползала. Я, дружище, сестру