Гвен сжала зубы, глянула ему в лицо, подавляя страх, – вдруг доктор учует ее чувство вины? – потом сглотнула и ответила:

– Хорошо.

– Могу я еще раз осмотреть ребенка?

– Конечно.

Лоуренс подошел к кроватке и взял на руки спящего сына. Сердце Гвен сжалось – он сделал это с таким благоговением.

– Парень хоть куда. Ест без остановки.

Гвен приняла замечание Лоуренса за критику.

– Он голоден, Лоуренс, и это его успокаивает. Ты разве не слышал, как он плачет?

Доктор сел на стул рядом с постелью Гвен и, взяв младенца на руки, осмотрел его:

– Немножко маловат, но, кажется, набирает вес с каждым днем.

– Он родился раньше срока, – сказал Лоуренс.

– Да, разумеется. И все же я удивлен, что это были не близнецы. Вероятно, задержка жидкости. – (Гвен судорожно вздохнула.) – Извините, что я не смог быть с вами, хотя вы и сами прекрасно справились.

– Честно признаться, я почти ничего не помню.

– Так говорят многие матери, – кивнул доктор. – Хорошо, что память избирательна.

– Это точно.

Лоуренс, стоявший у изножья кровати, заговорил:

– На самом деле, Джон, я беспокоюсь о Гвен. Она почти не спит, и ты сам видишь, какая она бледная.

– Да. Бледная.

– Ну так что? Что ты собираешься предпринять?

– Лоуренс, не волнуйся.

– Не волнуйся? – Он сжал пальцы в кулак и ударил им по ладони другой руки. – Как ты можешь такое говорить!

– Я дам ей хорошее тонизирующее средство, но, боюсь, снотворное может повредить ребенку. Считается, что оно может проникать в материнское молоко. Пусть пройдет еще недели две, и если ситуация не улучшится, тогда посмотрим. Может быть, наймете кормилицу.

Лоуренс надул щеки и выпустил воздух:

– Если это все, что ты можешь предложить, остановимся пока на этом. Но черт побери, приятель, я хочу, чтобы ты внимательно следил за моей женой!

– Разумеется, Лоуренс. Иначе и быть не может. Гвен в надежных руках, не сомневайся.

– Я оставлю вас на пару минут, – вдруг сказал Лоуренс.

Они с доктором сговорились?

– Что вас беспокоит, Гвен? – спросил Партридж, как только Лоуренс вышел. Он положил Хью в кроватку и озадаченно посмотрел на свою пациентку.

Гвен заглянула в его дружелюбные глаза, и в горле у нее встал ком. Но разве может она рассказать ему про Лиони? И как объяснить, что она постоянно сдерживает слезы и позволяет им пролиться, только когда остается одна или с Хью и от этого живет в страхе, как бы ее сын не впитал в себя ее чувство вины и не рос под этим гнетом.

– Дело лишь в недосыпании? Вы можете рассказать мне. Моя работа – помогать людям. – Он похлопал ее по руке. – Есть что-то еще, верно?

Гвен сглотнула комок.

– Я…

Партридж провел пальцами по своим редеющим волосам:

– Вас беспокоит возобновление отношений с Лоуренсом? Я могу с ним поговорить.

Она опустила голову в сильном смущении:

– Нет, ничего такого.

– Вы выглядите несчастной.

– Правда?

– Думаю, вы сами это знаете. Для женщины это нормально – после продолжительных родов чувствовать себя усталой, да к тому же малыш много ест, это неудивительно, но мне кажется… словом, мне кажется, есть что-то еще.

Гвен закусила губу, пытаясь взять под контроль эмоции, и отвела глаза. Добропорядочная белая женщина не производит на свет цветного ребенка. «И не отдает его в чужие руки», – подумала Гвен. Хотя она и пыталась убедить себя, что отдать ребенка лучше, чем задушить, это не избавляло ее от ощущения, что она недостойна даже презрения, и никакие слова не могли вывести ее из этого безотрадного состояния.

– Не хотите рассказать мне?

– О, доктор, если…

Дверь открылась, и вошел Лоуренс:

– Вы закончили?

Партридж посмотрел на Гвен. Она кивнула:

– Да, мы закончили, пока что. Думаю, если твоя супруга заведет расписание кормлений и будет делать простые физические упражнения, это ей поможет. И помните: вы можете звонить мне в любое время, миссис Хупер.

Провожая доктора, Лоуренс оглянулся:

– Тебе не нужна компания? Я уверен, Верити с удовольствием посидит с тобой. Она хочет помогать.

– Нет, Лоуренс, спасибо, – резко ответила Гвен. – Мне и так хорошо.

Он отвернулся с несчастным видом, но у двери вновь оглянулся:

– У нас все хорошо? Я имею в виду тебя и меня.

– Конечно.

Лоуренс кивнул и вышел. Она едва не открылась доктору, в самом деле хотела это сделать и расстроила мужа. Губы у нее задрожали, и она заскулила, ощутив вспышку жгучей боли в виске. Опять голова будет раскалываться. Когда это ощущение достигло высшей точки, Гвен уснула, но спала беспокойно. В комнату начали проникать сероватые лучи зари, и она проснулась, остро ощущая жажду, одиночество и отсутствие Лоуренса.

Гвен представила себе, как держит на руках малютку-дочь, увидела ее лежащей в кроватке рядом с Хью, увидела так ясно, что грань между реальностью и фантазией почти стерлась. Она представила, как малышка сосет ее грудь, реснички трепещут на темных щечках. Образ казался таким живым, что Гвен потянуло сбегать в детскую. Вдруг Лиони все еще там? Сладко спит в кроватке рядом с Хью. Но, войдя туда, Гвен сразу увидела, что в комнате всего один ребенок. Она стояла молча и прислушивалась к дыханию сына – к одному дыханию, когда их должно быть два, – и чувствовала, что ее саму будто разорвали надвое.

Сжав кулаки, Гвен развернулась и выбежала за дверь, сознавая, что ничто и никогда не заполнит эту зияющую пустоту в ее душе. Это ощущение снова подтолкнуло ее к зеркалу: нужно отыскать свое лицо – какое оно? Гвен уставилась на свое отражение и прищурила глаза, силясь вспомнить, что Лоуренс сказал доктору. Слова как будто убегали от нее. Она и сама не знала, что ожидала услышать, но в то же время ей казалось очень важным разобраться в этом. Вдруг обрывки фраз мужа всплыли в голове и сложились в одну, смысл которой был ясен: «Бог не допустит, чтобы с ней случилось то же, что с Кэролайн».

Да, именно так. А Кэролайн умерла.

После этого Гвен пыталась не думать. Ни о судьбе Кэролайн, ни о своей дочери. Но плакать она не перестала, сидела в темной ванной и лила слезы, которых там никто не видел. Навина принесла ей чай и тосты, но от вида еды Гвен затошнило; она оставила все стынуть на прикроватном столике.

Гвен понимала, что нельзя вечно сидеть в своей комнате и нельзя допустить, чтобы случившееся разрушило ее жизнь и жизнь Лоуренса. Нужно найти в себе внутренние силы, проявить твердость характера, в которой до сих пор у нее не было надобности. Машинально она заставила себя умыться.