Донья Франциска сидела в стороне от всех на своем обычном месте, соперничая в неподвижности с резной алтарной преградой. Отрешенное аскетическое лицо в спокойном сиянии свечей напоминало лицо статуи, чуждой и добра и зла. Теперь Дженнифер совсем иначе воспринимала весь ее облик: положение рук, изгиб губ и полуопущенные веки – все носило печать жесткого самоконтроля, все страсти были обузданы и подчинены неизменному терпеливому ожиданию… Ожидание… Но рубин на ее груди пульсировал, как живой.

Дождь все еще продолжался. Снаружи, вокруг освещенного здания, темнота, казалось, стала еще гуще; кромешная мгла ночи, и только в стеклах высоких окон поблескивают отражения горящих свечей перед алтарем. За стенами барабанит дождь, пригоршнями рассыпая по стеклам залпы дождевой картечи, а здесь – недвижные занавеси у входа и ровные огоньки над тающим воском. Музыка возносилась под своды, набирая силу вместе с молитвами католического богослужения. Дженнифер стояла на коленях в своем уголке, вцепившись в спинку скамьи перед собой, и старалась не думать, старалась стереть картинку, маячившую перед ее мысленным взором: маленькая заброшенная ферма с запертой дверью и слепыми окнами и лицо Джиллиан за стеклом, в ожившем мраке. Они уже должны быть там. Стивен с полицейскими уже должны быть там. Ей остается только ждать. Только ждать.

Служба тем временем подошла к концу, и все в молчании потянулись в трапезную. Дженнифер оказалась за первым столом рядом с матерью настоятельницей и даже заставила себя что-то съесть; хотя, в общем-то, давно пора было проголодаться. Отличная тушеная баранина по-монастырски напоминала о бренных останках, а сменившие ее яблоки, казалось, могли быть с гнильцой или привести к грехопадению. Она была искренне рада обычаю, который предписывал благочестивые чтения во время трапез, – не хотелось в присутствии доньи Франциски рассказывать настоятельнице о том, как прошел день. Она украдкой бросила взгляд в сторону ближайшего окна, но там была лишь слепая стрельчатость оконного проема, сдерживающая глухой рев темных сил и охраняющая тихое потрескивание настенных светильников. Звучал монотонный голос чтицы, а черные, полуприкрытые тяжелыми веками глаза следили за Дженнифер с другого конца стола, и сердце ее болезненно сжималось, и она, опустив глаза в тарелку, терпеливо ждала…

Но все когда-то кончается. Загремели стулья, была спета благодарственная молитва, мать настоятельница повела стайку черно-белых монашек из трапезной, и, не оглядываясь, прошествовала донья Франциска. Теперь Дженнифер тоже смогла вернуться на свой тоскливый наблюдательный пост в коридоре. Раньше пустота не раздражала ее, но сейчас, в сгустившейся мгле, звонкое эхо ее шагов звучало почти издевательски. Ее сердце неровно забилось, она на минуту приостановилась на верхней площадке лестницы, глядя на длинный ряд плотно закрытых дверей, и затем вновь устроилась у окна, выходящего на дорогу.

Ничего. Сплошная темнота.

Она побежала в свою комнату. Там она тоже приникла к стеклу, а потом в порыве отчаяния распахнула окно настежь. Придерживая створки, она высунулась и напряженно вглядывалась в черноту южного склона. Но ее встретили лишь шум ветра в кронах деревьев и одуряющий аромат тысячи трав, взбудораженных дождем. Опять никого.

Почему так долго? Она медленно поднялась с подоконника, тщетно пытаясь восстановить утраченное спокойствие. Если они успели захватить Бюсака и спасти Джиллиан, то должны уже спускаться обратно в долину, к следующей цели, то есть к монастырю. Или они выжидали там все вместе того момента, когда трехдольный звон колокола возвестит окончание вечерни? Усталость и тоска навалились на Дженнифер. Она закусила губу и притворила окно. Прошло уже больше трех смертельно медленно ползущих часов…

Заоконная темень вдруг ожила, согретая мягким светом. Сердце Дженни глухо стукнуло, но в тот же миг она осознала, что это лишь отражение – свет появился не за окном, а в комнате. Обернувшись, она увидела стоящую в дверях Селесту. Девушка держала подсвечник и заслоняла ладонью колеблющийся огонек свечи.

Дженнифер закрыла окно на шпингалет, пламя успокоилось. Селеста смотрела поверх него напряженным и странным взглядом.

– Я хотела поговорить с вами, – заявила она резким, почти враждебным тоном.

Дженнифер отошла от окна.

– Что ж, давай поговорим, – устало и не слишком заинтересованно сказала она. Все ее мысли сейчас были там, за окном, где в непроглядной ночной тьме таилась долина. – О чем же?

Она присела в ожидании на кровать. По крайней мере, разговор отвлечет ее на какое-то время.

Селеста закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, не выпуская из рук подсвечника. В теплом живом свете мерцающего пламени она выглядела очень красивой – нежное создание, сотканное из длинных теней и кружевного ореола. Лицо ее, однако, было печальным. Утомленная Дженнифер, сама находившаяся на грани нервного срыва, отметила это с беспокойством.

– Может, поставишь свечу? – сказала она.

Селеста подчинилась, поставив подсвечник на свой комод. Лицо Мадонны на стене осветилось загадочной улыбкой, а лежащий на комоде молитвенник полыхнул золотым обрезом.

Голос Селесты прозвучал неестественно громко и вызывающе:

– Я ходила на свидание с Луисом.

– Да, я видела.

Черные глаза удивленно расширились.

– Значит, вы знаете?

– Знаю. Прошлой ночью я тоже видела тебя, хотя тогда еще не знала, куда ты ходила. Мне кажется, – добавила Дженнифер, и слабая тень улыбки коснулась ее напряженного лица, – что тебе лучше бы видеться с ним не так часто, если не хочешь, чтобы тебя поймали.

Селеста выглядела обескураженной, от прежнего геройского вида не осталось и следа. Она отошла от двери и села на кровать.

– Вы никому не расскажете?

– Я? Зачем? Мне-то что до этого? Но с другой стороны, ничего плохого не случилось бы, если бы я поговорила с матерью настоятельницей.

Селеста раздраженно передернула плечами:

– Конечно, ничего не случилось бы. Мать настоятельница много раз говорила мне, что у меня нет призвания к монашеству. Она считает, что я должна покинуть монастырь, найти работу и жить нормальной жизнью, то есть выйти замуж и растить детей.

Дженнифер была поражена и не скрывала этого:

– Но, боже мой, Селеста, надеюсь, ты не заблуждаешься на этот счет и не считаешь, что мать настоятельница одобрила бы твои бесконечные свидания? Сама подумай…

– Мы не делаем ничего плохого, – мгновенно возразила девушка.

Дженнифер подняла брови и промолчала. Селеста дерзко смотрела на нее своими черными глазищами, потом вспыхнула и отвела взгляд; ее пальцы нервно теребили покрывало.

– Разве только то, что мы встречаемся тайком.

Дженнифер молчала, снова задумавшись о том, что происходит там, за окном, в безлюдной долине. Дела Селесты ее решительно не касались – как уже было сказано, Селеста сама должна разобраться со своей совестью. Потом Дженни взглянула на девушку и встретила почти по-детски испуганный взгляд. Она почувствовала легкую жалость и даже, как ни странно, желание помочь ей. Она сказала мягко: