Он вышел из леса и увидел дом. Безглазый. Странное определение при таком множестве окон, и все же…

Даже на далеком расстоянии кажется, будто дом тоже смотрит на него. Поэтому вспомнилась найденная картина, представилось, что она написана как раз с этой точки, под этим углом. Интересно, что он почувствовал бы, если б увидел тень, движущуюся за окнами и шторами?

Есть другие способы видеть.

— Прекрати этот бред, — приказал себе Скотт, недовольный дрогнувшим голосом.

Снег вокруг запятнан свежими следами автомобильных шин. Он вытащил сотовый и набрал номер «Фуско».

— Скотт… — ответил голос Сони, видно узнавшей номер на дисплее, потому что ответ прозвучал не вопросительно, а утвердительно.

На фоне слышен звон стаканов, мужские голоса, резкий удар кия по шару.

— Оуэн там?

«…в темноте, в глубине…»

— Пока нет, — сказала она. — Наверно, придет.

— А Ред?

Последовала долгая пауза.

— Почему спрашиваешь? — Не получив ответа, Соня сказала: — Слушай, я работаю до полуночи. Может, заедешь, поговорим?

«.. но обещания лежат на мне…»

— Мысль хорошая. — Продолжая разговор, он приближался к дому, осторожно шагая, не сводя глаз с двери. До нее осталось меньше двадцати футов, во всем мире слышался только скрип его подошв по еще чистому снегу. — Только мне надо сначала кое-что сделать.

— Где ты? — спросила Соня, словно догадавшись о чем-то. — Неужели… По-моему, не надо сейчас возвращаться в дом.

Он взошел на крыльцо.

— Все будет в порядке.

— Что было прошлым вечером? Мы так и не выяснили.

— Что было шестнадцать лет назад?

Она помолчала, хотя не так долго, как ожидалось, потом тихо проговорила:

— И это можно выяснить.

— До встречи, — сказал он, дотягиваясь до дверной ручки.

Не успел прикоснуться, как ручка сама повернулась, дверь распахнулась, явив лицо женщины, с ухмылкой глядевшей на него с порога.

Пиво, виски, пиво.

Соню не обрадовало окончание телефонного разговора со Скоттом. По правде сказать, в этом разговоре вообще ничего не обрадовало, хотя отчасти понятно, что последнее упоминание о случившемся шестнадцать лет назад было неизбежным. Выяснение принесет страдание и облегчение, как скальпель, вскрывший рану в терапевтических целях. Хотя всегда есть другие способы лечения.

Пиво, пиво, стаканчик текилы.

Она всем налила плюс себе порцию славного кентуккийского бурбона, выхлебнула, прежде чем нагрузить поднос, чувствуя на себе жадные взгляды, выпятила грудь под футболкой, устраивая красноречивое представление в надежде на чаевые и гордясь собой.

— Спасибо, Соня.

— Неплохо смотришься, малышка.

— Сдачи не надо, куколка.

Откуда-то из-за карточного стола:

— Эй, милочка, обнесешь нас по второму кругу?

— А как же, — сказала она.

Пиво, пиво, виски. Большинство посетителей даже маркой не сильно интересуются, а вкусы интересующихся уже изучены: «Будвайзер» либо «Мюллер», для любителей экзотики «Молсон». Поклонники виски пьют только «Джек Дэниелс» и «Джим Бим», за исключением…

— «Маколлан» и немного льда, — пробормотал Ред, сбросив пальто и усевшись за стойкой рядом с пустым табуретом. — И выпивку моему другу.

Язвительный ответ: «У тебя есть друг?» — застрял в горле, когда Соня увидела вошедшего в дверь Оуэна Маста с Генри в хвосте, казавшимся особенно растерянным и одиноким. По спине пробежал жаркий гневный озноб, и Ред, видно, это заметил, поймав ее за руку.

— Я сам все улажу, — сказал он, заглянув ей в глаза. — Ладно?

— Ребенку вообще здесь не место, — прошипела Соня, как кошка в клетке. — Особенно после вчерашнего. Не хочу его тут видеть.

— Успокойся, принцесса.

— Терпеть не могу, когда ты меня так называешь.

— Эй, гордячка, опрокинешь рюмашку? — крикнул кто-то.

Громовой хохот приветствовал никогда еще не слышанную остроумную шутку. Соня рассеянно кивнула, а Ред уже поднял руку, поманил к стойке Оуэна.

— Смотрите-ка, вот он, живой и здоровый. Сюда иди.

Оуэн подозрительно заколебался, мальчик ждал у него за спиной, разделяя сомнения отца. Соня знала, сейчас они двинутся к табурету рядом с Редом, и все трое — Ред, Оуэн и Генри — усядутся за стойкой в ряд, представляя собой извращенную диаграмму мужского возраста в обратной перспективе.

— Чего выпьешь? — спросил Ред. — Сейчас угадаю: «Будвайзер» и на закуску «Джек Дэниелс».

Но Оуэн не ответил и не сел с ним рядом. На мгновение задумался, куда идти, повернулся, направился к маленькой сцене перед стойкой, где иногда по вечерам в пятницу и субботу играет местное трио. Сегодня там стояла только гитара, принадлежащая местному трубадуру по имени Джон Остин, который расположился в другом конце бара, потягивая «Мейкерс марк» сквозь колотый лед. Певец даже не видел, как Оуэн влез на подмостки, а Соня и Ред видели.

— Эй, приятель, — сказал Ред с полуулыбкой, медленно подкрадываясь к Оуэну, как к зверю, не внушающему доверия. — По-моему, не надо, как думаешь?

Оуэн проигнорировал, вглядываясь в обращенные к нему любопытные лица. Игра за карточным столом приостановилась, игроки с угрюмым интересом наблюдали, как он взял гитару, наклонился к микрофону, щелкнул пальцем, проверяя, включен ли, и глубоко вдохнул. Соня бесчисленное множество раз видела, как он позорился в баре, и ощутила почти непреодолимое желание закрыть глаза или хоть отвести их от Оуэна, но было уже поздно. Даже Ред бросил попытки удержать его от того, что он собрался сделать. Остается надеяться, что это продлится недолго.

— Сегодня, — сказал Оуэн, — я хочу спеть песню, которой меня научил дедушка Томми.

Дернул одну струну, весь бар затих. Звук вышел не грубый, не робкий, а идеальный. Соня никогда раньше не слышала, чтоб Оуэн играл, не имела понятия, что он играет, но гитарные струны легко зазвучали одна за другой, он слегка закачался, перебирая их пальцами, и придвинулся к микрофону.

Запел хрипло, слабо, тонко:

Длинный, длинный дядька в черном…

Шел за дочкою своей…

Шел дорогою просторной…

По тропе среди ветвей…

Взял еще несколько нот уже немевшими пальцами, облизал губы и снова запел:

В первый раз его ты встретишь,

Станет ясно все, как днем.

Если в другой раз заметишь,

Пожалеешь обо всем.

Это дьявол сам собой