Оторопев, я напряглась и на секунду замерла. И тут же над ухом прошелестел голос Поповича:

– Ты неправильно держишь ракетку. Надо вот так.

Он сделал моей рукой взмах. Я раскрыла рот в безмолвном восклицании, словно хотела крикнуть, возмутиться, но от потрясения потеряла голос. Или от отвращения.

Не успела я вырваться, как кто-то накинулся на Попович. Отшвырнул его от меня так, что тот упал. Я отскочила и повернулась.

Это был Дима. Он возвышался на физруком, бледный как мел, только глаза лихорадочно горели. В зале моментально стало тихо. Все, кто здесь находился, уставились на физрука и Диму.

Попович побагровел. Он, видимо, не сразу сообразил, что произошло. Приподнялся на локте, мотнул головой, проморгался. А затем, процедив сквозь зубы ругательство, резко вскочил и бросился на Димку…

Попович с Димой сцепились и, не разжимая хватку, повалились на пол. Девчонки завизжали. Я тоже кричала, потом, когда физрук подмял под себя Димку, поймала его за олимпийку и стала тянуть на себя. В запале даже стукнула его ногой по бедру пару раз. Но Дима и сам вывернулся и в следующий миг, наоборот, оказался сверху.

– Щенок, я тебе устрою, – ругался Попович, извивался под ним, пыжился, пыхтел, но тщетно, вырваться не мог.

На шум вбежал в зал Матвейчук и рывком скинул Димку.

– Совсем охренел, сопляк?! – заорал он благим матом. И мне показалось, что Юрий Георгиевич тоже готов вцепиться в него. Ну или по крайней мере, очень ему этого хотелось.

Но тут подоспел отец Женьки Зеленцовой и худо-бедно утихомирил всех.

Наша Александра Михайловна примчалась, когда драка уже прекратилась. Впрочем, догадаться, что сейчас произошло, было несложно. Димка, всегда такой лощеный, стоял взъерошенный, расхристанный, с пылающими глазами и разбитой губой. Ворот его хенли был разорван, а джинсы – в пыли. Попович выглядел не лучше.

Александра Михайловна выкатила от ужаса глаза, на секунду зажала рот ладонью, как будто здесь, как минимум, развернулась кровавая бойня, а потом принялась охать и причитать.

– Какой кошмар! Безумие! Как такое могло случиться?!

Ольга Юрьевна тоже подошла, но в отличие от нашей экзальтированной классной, сохраняла спокойствие, но что больше всего меня порадовало, незамедлительно приняла сторону Димы.

– Вы в своем уме, Алексей Витальевич? Вы что творите? – строго отчеканил она.

– Вас тут не было, вы ничего не знаете, – тяжело, с присвистом дыша, грубовато ответил ей физрук.

– Я знаю, что вы устроили драку с учеником! С ребенком!

– С ребенком? – усмехнулся он, наверное, намекая на то, что Дима на целую голову выше его и гораздо шире в плечах.

– Для нас и для вас он – ребенок. Вы вообще отдаете себе отчет в том, что делаете?

– Этот… кхм... ребенок, уважаемая Ольга Юрьевна, сам на меня набросился. Мне что, прикажете, надо было стоять смирно? Позволять ему бить меня? Учителя?

– Так и есть, – вмешался Матвейчук. – Ваш Рощин первый кинулся на Алексея.

– Он за меня вступился, – не могла смолчать я.

– В смысле? – Ольга Юрьевна повернулась ко мне, вопросительно выгнув бровь.

– Алексей Витальевич… он приставал ко мне.

– Что?! – Попович аж взвизгнул в таком правдоподобном изумлении, что я бы прямо с ходу ему Оскара вручила.

– Какой ужас! Таня! Что ты такое говоришь?! – заверещала Александра Михайловна, похожая на глупую перепуганную птицу.

– Таня, – Ольга Юрьевна повернулась ко мне. – Это очень серьезное обвинение. И если ты просто хочешь выгородить Диму…

– Нет, я говорю, как есть…

Но Попович меня перебил.

– В чем еще, интересно, ваши детки меня обвинят? Может, я младенцев поедаю, пью кровь, убиваю старушек?

– Не паясничайте, – поморщилась классная ашек.

– А что? Давайте! Вперед! Гляжу, фантазия у вас бурная, – продолжал изображать из себя оскорбленное достоинство физрук.

– Таня? – Ольга Юрьевна сверлила меня острым взглядом, словно подозревая во лжи. – Ты отвечаешь за свои слова? Ты понимаешь, вчёмты обвиняешь Алексея Витальевича?

Я почувствовала, как краснею. Стало вдруг так стыдно, хотя мне-то с чего? Это физруку надо стыдиться, но он только возмущался.

– Да, – ответила я. – Алексей Витальевич…

Я запнулась. Строго говоря, он ничего такого не делал, что можно было конкретно и точно вменить ему в вину. Его касания всегда были как будто случайными, либо прикрыты благовидным предлогом. Его сальные взгляды… ну, приставанием их не назовешь, как бы это ни было противно.

– Он подошел ко мне сзади, когда мы играли в теннис и… прижался.

Господи, я думала, сквозь пол провалюсь от стыда. От собственных слов замутило.

– Я? Да я просто подошел показать, как правильно держать ракетку! Как надо подавать! Я что, с ума сошел – на глазах у всех… да у меня язык не поворачивается повторить ее слова.

Попович гадливо сплюнул и посмотрел на меня с презрением. Мол, это я – извращенка и лгунья, оговаривающая честного человека.

– Так и было, – подтвердил Дима.

– Ну конечно, они сейчас будут прикрывать друг друга, – скривился Попович. – Наташа! Филимонова! Ты рядом стояла, всё видела. Скажи, я приставал к Ларионовой? Или же я показывал, как надо подавать?

Филимонова дернула плечом, мол, она ничего не знает.

– Здесь есть камеры? – спросила химичка неизвестно кого и обежала взглядом стены. И, по-моему, ничего похожего на камеры не нашла.

И тут вдруг выступила Зеленцова:

– Ларионова врет. Я всё видела. Алексей Витальевич её учил, как подавать. Никто к ней не приставал. И между прочим, она не первый раз сочиняет такое. То один ей проходу не дает, то другой за ней бегает, то третий одолевает. И на Алексея Витальевича давно бочку катит. Лидка, подтверди!

– Да, да! – с готовностью закивала Бусыгина.

Черт с ней, с Бусыгиной. Но вот Женька не переставала меня поражать. Когда думаешь, что она скатилась хуже некуда, она выкидывает очередной треш. И ведь она сама не так давно твердила, что Поповича пора бы прижучить, возмущалась из-за его сальных шуточек и манер. Как бы она на меня ни обижалась, но так нагло врать и выгораживать урода с замашками педофила – это за пределами моего понимания.

– Женя, – отец Зеленцовой окликнул её и вглядом попросил заткнуться.

– Он сегодня пришел в мою комнату, когда все были в столовой… – начала я.

– Потому что я за тебя, за всех вас отвечаю! – визгливо перебил меня Попович. – И если я кого-то не досчитался, то должен пойти и найти!