Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Компсон Грайс, как и Майкл, состоял членом «Полиглота» и поэтому наткнулся в холле на Монта. Волосы его бывшего компаньона были растрёпаны, уши стояли торчком, и заговорил он немедленно:
– Грайс, что вы собираетесь предпринять против этого молодого негодяя Колтема?
Компсон Грайс успокоительно улыбнулся и заверил:
– Не волнуйтесь! Я показал рецензию Дезерту, и он поручил мне вырвать у змеи жало, объявив, что он полностью все признает.
– О господи!..
– А что? Разве вы не знали?
– Знал, но…
Эти слова пролили бальзам на сердце Компсона Грайса, который усомнился было в правдивости признания Уилфрида. В самом деле, мог ли он решиться напечатать эту поему, если она написана о нём самом? Кто же станет разглашать такие подробности своей биографии? Но слова Монта разрешили его недоумение: тот в своё время открыл Дезерта и был ближайшим другом поэта.
– Словом, я написал в "Дейли фейз" и все объяснил.
– Так просил Уилфрид?
– Да, просил.
– Публикация поэмы – безумие. Quern Deus…[4]
Майкл перехватил выражение, мелькнувшее на лице Компсона Грайса, и горько прибавил:
– Впрочем, вам ведь важно, чтобы была сенсация.
Тот холодно возразил:
– Покамест трудно сказать, что это нам принесёт – пользу или вред.
– Чушь! – вскипел Майкл. – Теперь все, будь они прокляты, кинутся читать поэму! Видели вы сегодня Уилфрида?
– Мы завтракали вместе.
– Как он выглядит?
"Как Азраил", – пришло на ум Компсону Грайсу, но ответил он подругому:
– О, прекрасно! Совершенно спокоен.
– Как грешник в аду! Слушайте, Грайс, если вы не встанете рядом с ним и не поддержите его всем, что только в ваших силах, я с вами навеки порву.
– За кого вы меня принимаете, дорогой друг? – не без достоинства осадил его Компсон Грайс и, одёрнув жилет, проследовал в карточный салон.
Майкл, бормоча под нос: "Рыбья кровь!" – помчался на Корк-стрит.
"Не знаю, захочет ли бедняга видеть меня", – тревожно думал он.
Но, дойдя до угла этой улицы, Майкл впал в такой ужас, что отправился не к Уилфриду, а на Маунт-стрит. Дворецкий сообщил ему, что его родителей нет дома, но мисс Динни приехала утром из Кондафорда.
– Хорошо, Блор. Если она не ушла, я её сам найду.
Он поднялся по лестнице и осторожно приоткрыл дверь гостиной.
В нише под клеткой с попугаем тётки тихо и прямо, как девочка на уроке, сидела Динни, сложив руки на коленях и устремив взгляд в пространство. Она не заметила Майкла, пока тот не положил ей руку на плечо:
– Маленькая моя!
– Как сделать так, чтобы тебе не хотелось убить человека?
– Ах, ядовитый гадёныш! Твои прочли "Дейли фейз"? Динни кивнула.
– Какая реакция?
– Молчание и поджатые губы.
Майкл кивнул:
– Бедная девочка! И ты всё-таки приехала?
– Да. Мы идём с Уилфридом в театр.
– Передай ему привет и скажи, что я буду у него, как только понадоблюсь. Да, вот что, Динни, постарайся дать ему почувствовать, что мы восхищены тем, как он сжёг мосты.
Динни подняла на Майкла глаза, и выражение их тронуло его.
– Он поступил так не от гордости, Майкл. В нём зреет что-то страшное. В глубине души он не доверяет себе: ему кажется, что он отрёкся из трусости. Я знаю, он не может выбросить это из головы. По его мнению, он обязан доказать, – и не столько другим, сколько себе, – что он не трус. О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и окружающим, от него можно ожидать всего.
Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес примерно такое же впечатление.
– А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
– Что же теперь будет? – беспомощно спросила Динни.
Майкл пожал плечами.
– Майкл, неужели никто не поймёт, в каком положении он тогда оказался?
– Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что сам могу понять его. А ты можешь?
– Только потому, что это – Уилфрид.
Майкл стиснул ей руку:
– Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физиологическая потребность".
Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тётка:
– Твой дядя прочёл мне эту статью. Удивляюсь!
– Чему, тётя?
– Я знавала одного Колтема, но он умер.
– Этот тоже когда-нибудь умрёт.
– Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
– У Хэрриджа.
– Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из своего клуба.
– Уилфриду решительно наплевать на клуб, – он за всё время там и десяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своём выходе.
– Заставь его.
– Тётя, мне никогда не придёт в голову заставлять его что-нибудь делать.
– Это так ужасно, когда тебе кладут чёрные шары!
– Тётя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла комнату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
– "Барс"! Но он же изменил их, Динни.
– Нет, тётя. У него не было пятен, которые можно менять.
– А крещение, и вообще?
– Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно – надругательство над детьми, которые не в состоянии понять, в чём оно заключается.
– Динни!
– Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их согласия. К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
– Значит, он не отрёкся, а принял.
– Он это знает.
– Поделом этому арабу, – объявила леди Монт, направляясь к двери. Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был в столовой.
– Тётя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
Дворецкий позвонил на стоянку такси, принёс девушке ключ и сказал:
– Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так что я поневоле все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: "Если бы мисс Динни могла его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это сберегло бы им много нервов". В наше время, если замечали, мисс, что ни день – новое событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об этом заговорил.