– Я – ученица человека, который называет себя Сен-Жерменом, Монфера или Ракоци… – тихо сказала София. – И я верю в сверхъестественное… – Она вспомнила руины Борисфена и огонь алтаря, в котором разглядела собственное будущее. – Сен-Жермен научил меня видеть и знать. Но знание лишь умножает печали…

– Белая Дама заговорила со мной, – продолжил король. – Она принесла мне дурную весть – о том, что Речь Посполитую разделят между собой три могущественные державы, и я буду ее последним королем. Моя собеседница обещала вернуться в очередной раз, в мгновение агонии Речи Посполитой – и моей собственной. После второй встречи с Белой Дамой я умру. Бедная Польша! Мой жалкий жребий!

– Русская императрица не допустит гибели Польши! – попыталась успокоить его София. – По крайней мере пока вы – ее король.

– Князья Чарторыйские хотят лишить меня трона… – обреченно признался Понятовский. – У короля Речи Посполитой мало друзей. Даже этот льстец Трембецкий – и тот держит сторону шляхты. Шляхта горда и спесива, она не потерпит русского ставленника. Когда будете при русском дворе, напомните обо мне императрице Екатерине… Граф Сен-Жермен написал, что ваш путь лежит в Пруссию, Францию и Россию.

– Мой путь мне неведом, Ваше Величество… – ответила София. – Я иду туда, куда указывает Гетерия – братство патриотов Эллады. А Российская империя ныне – единственный друг Греции и дунайских княжеств. И единственный враг Оттоманской Порты.

– Прошу вас, графиня, будьте моей союзницей при русском дворе, – продолжил король. – Я сделаю вашего мужа генералом, но вы и в России должны помнить о моей доброте.

– Я буду помнить, Ваше Величество, – ответила София, и Понятовский прочел в ее взгляде залог их будущего союза. – Моему слову вы можете верить.

– Я хотел обрести любимую женщину, но обрел, увы, лишь союзницу! – с искренним сожалением сказал король.

– Моя душа закрыта для любви, Ваше Величество, – грустно улыбнулась София, – но всегда открыта для добрых друзей. Поверьте, это немало…

– Вы не сможете долго прожить так, графиня… – в голосе Понятовского прозвучало эхо былых страстей. – Любовь растопит вашу душу, и тогда… И тогда вы вспомните о добром друге Станиславе, который потратил много лет на воспоминания о женщине, любившей читать Монтескье…

– «Персидские письма», – угадала София. – Императрица Екатерина любила читать «Персидские письма»…

– Верно! – признался Понятовский. – И я забыл свою душу между страниц ее книги…

– Так верните себе то, что так опрометчиво потеряли! – воскликнула графиня Витт. – Ваша душа принадлежит только вам. Вам – и никому другому.

– А вы? – в голосе Станислава-Августа зазвучало сожаление. – Где забыли вашу душу вы?

– На острове Хиос… – ответила София. – Там я родилась. Моего друга звали Константин, и мы бродили с ним рука об руку по апельсиновой роще.

– Вы еще увидите его! – заверил Софию король. – И он вернет вам вашу душу… Рано или поздно – но так случится, графиня. Молите Бога, чтобы это случилось раньше – ради вас самой.

– Каждый день я прошу об этом Господа, – призналась ослепительная графиня Витт. Сейчас она была не наследницей призрачного константинопольского престола, обворожившей польского короля, а прежней Софией – отчаянно счастливой девочкой с острова Хиос. – Настанет день – и моя душа вернется ко мне…

Графиня Витт еще не знала, что ее душа вернется к ней в щедром к странникам городе Париже, где она встретит того, о ком не смела и вспоминать. В Париже Софию ожидала встреча с Константином Ригасом.

Сады Версаля были так прекрасны, что София впервые забыла об апельсиновых рощах острова Хиос. Бесконечная перспектива, тянувшаяся от королевского дворца, далекая дымка, в которой тонули фонтаны и безукоризненно правильные цветники и клумбы, закат, заливавший своим ветреным сиянием малый Трианон, гравий, нежно и сладко хрустевший под ногами – все это бережно врачевало израненную память Софии. Она была беззаботно, отчаянно весела – бродила по аллеям Версальского парка под руку с королевой Франции Марией-Антуанеттой или Дианой де Полиньяк, принимала комплименты графа Прованского и графа д'Артуа, отвечала на любезные приветствия Людовика XVI. Юзеф Витт сначала покорно следовал за своей супругой, а затем пустился во все тяжкие, заливая свое унижение вином в компании любезных французьких кавалеров.

17 ноября 1781 года София родила Юзефу сына, которого окрестили в парижской церкви Сен-Эсташ и назвали Яном, в честь деда, но между ней и сыном сразу же встал муж. Юзеф Витт неожиданно взбунтовался и не позволил молодой жене привыкнуть к мальчику. Супругу, привыкшему играть вторые роли, показалось, что он сыграл их достаточно и пришло время для самостоятельной партии. Шляхетская гордость бушевала в Витте – слишком долго он терпел свое унижение, слишком долго позорно таскался за этой высокомерной красавицей из города в город, из страны в страну. Теперь Юзеф решил, что его сиятельной супруге пора платить за успех при польском дворе и неожиданную приязнь короля Станислава-Августа. Гречанка отдаст ему сына. А дальше – пусть остается беззаботной красавицей, меняющей страны так же легко, как платья и украшения!

На крестинах в церкви Сен-Эсташ София не могла сдержать слез – она понимала, что Юзеф объявил ей войну, что отныне придется воевать с мужем за каждую улыбку малыша, унаследовавшего черные, греческие глаза матери и широкий, упрямый славянский лоб отца. Она отчаянно прижимала ребенка к себе, и только угрожающий взгляд Юзефа заставил ее ненадолго передать мальчика мужу. Готический собор Сен-Эсташ с его камнем, истонченным, как кружево, и торжественным полумраком, в котором вспыхивали лишь огоньки свечей-подношений в хрупких стеклянных сосудах, наполнил душу Софии воздухом смирения. Гречанка, привыкшая к мозаикам православных соборов, где все было подчинено одному торжествующему свету – золотому, смиренно впитывала строгий католический сумрак. Ее сын рожден католиком, но граф Сен-Жермен обещал наверняка, что другой ее ребенок станет православным и унаследует константинопольский трон. Обещаниям Сен-Жермена София привыкла верить, но разве она могла отдать Юзефу Витту сына, чье тепло ощущала телом и сердцем?

– Я не отдам тебе Яна! – сказала София, когда они вышли из собора. Горничная с ребенком шла чуть позади, а супруги Витты тщетно пытались решить участь малыша, который в это время заливался отчаянным плачем.

– Этот ребенок – мой! – заявил Витт. – Ты заплатишь им за наш брак и за древнее имя, которое носишь! Ты стала графиней Витт, но запятнала мою честь! Теперь ты расплатишься – сыном!

– Ты не сможешь забрать Яна… – еле сдерживая отвращение к Юзефу, сказала София. – Я обращусь за помощью к королю Речи Посполитой. Его Величество Станислав-Август не откажет мне…

– Плевать мне на короля! У нас каждый сам себе король в Речи Посполитой! Была бы сабля и честь! Да и сможет ли этот москальский ставленник усидеть на троне в Варшаве?! – в пристальном взгляде Юзефа София прочла лютую и деятельную ненависть. – Шляхта лишит Понятовского трона, а сиятельный князь Чарторыйский не слишком к тебе благоволит. Ян останется у меня – я отвезу его в Каменец-Подольскую крепость. Благодаря тебе и твоим друзьям, душа моя, я стал ее комендантом и генералом! Я выращу Яна настоящим поляком!