«Интересно, — подумал Агеев, — а что майор Шматко сумел прикупить на баевские деньги? Все-таки какой-никакой, а начальник. Может, коттедж в ближайшем Подмосковье, чтобы от людских глаз подальше?»

Проводив глазами своего невольного информатора, Филипп и сам выбрался из толпы. Проверился, нет ли за ним слежки, достал из кармана мобильник.

— Сева? Все упрощается. Буду действовать по обстановке… Нет, помощь твоя пока что не нужна, однако на всякий случай запиши: старший лейтенант Чумаков. Егор Чумаков, погоняло Чума.

Уже к часу ночи стала рассасываться толпа зевак, следом за ними потянулись с площади «митингующие», и, когда у Дома правительства, как теперь называли в Краснохолмске массивное и довольно впечатляющее здание бывшего обкома партии, осталось только значительно поредевшее оцепление да полусотня проплаченных горлопанов, которым, видимо, некуда было спешить, засобирался и Агеев. Тем более что и перетрудившийся Чумаков позевывал все чаще, время от времени прикрывая лапой рот. Предчувствуя, что на этом сборище можно будет неплохо наварить, к Октябрьской площади подтянулся едва ли не весь Краснохолмский таксопарк, и Агееву не составило труда поймать машину. Окончательно озябший на ночном морозце, он втиснулся на переднее пассажирское сиденье и на вопросительный взгляд немолодого уже таксиста приказал:

— К цирку, братишка!

— Что, неужто здесь циркачей мало было? — хмыкнул хозяин раздолбанной «девятки».

— К дому, что около цирка! — с упором на слово «дом» пояснил Агеев, давая возможность хозяину «Жигулей» самому сообразить, куда надо ехать.

— Так бы и сказал сразу, что к дому у цирка, — буркнул водила и покосился на пассажира. Судя по всему, люди, сумевшие приобрести квартиры в этом доме, не вязались в его понятии с обкурившимися полуидиотами, которые горлопанили у Дома правительства, выкрикивая перед окнами губернатора свои требования.

Агеев не стал его разубеждать и закрыл глаза, тем самым предотвращая дополнительные вопросы.

Краснохолмск не Москва, и уже минут через десять он снова открыл глаза, почувствовав, что «девятка» замерла не на светофоре. Это же самое подтвердил и ее хозяин:

— Приехали! Агеев протянул ему сотенную бумажку.

— Да ты чего, паря, издеваешься?! — возмутился абориген. — Еще две добавь!

— Чего-о-о? — не поверил своим ушам Агеев. — Триста? За что?

— Ночная добавка. А не хочешь платить… Возмущенный подобной наглостью, Агеев не стал дожидаться объяснений того, что с ним будет, если он не положит на лапу водиле еще две сотенные, и, сунув ему в руку пятьдесят рублей, распахнул дверцу:

— Гуляй, братэлла, да не вздумай баллоны на меня катить. Урою!

Умудренный жизнью, хозяин старенькой «девятки» с места врубил скорость, видимо решив, что полноценные полторы сотни за ничтожный пробег его развалюхи — это все-таки лучше, чем проколотые шины и фингал под глазом.

Когда «девятка» скрылась за углом повернутого к цирку двадцатиэтажного из красного кирпича здания, помпезность которого дополняли элегантные, обрамленные стеклопакетами лоджии, Агеев невольно почесал в затылке — три подъезда, и в любом из них мог проживать Егор Чумаков. Впрочем, это уже не имело для Агеева никакого значения.

Напротив фасадной стороны дома была разбита прекрасная детская площадка с ухоженным сквериком, который как бы прятался под сенью давно пожелтевших берез. Выбрал для себя удобную скамейку, с которой просматривались все три подъезда, и, сунув руки под меховую куртку, застыл в ожидании.

Конечно, поздняя осень в Сибири — это не ранняя весна в Москве, однако сидеть на этой скамейке было несравненно комфортнее, чем слякотной зимой торчать в многочасовой засаде в том же Афгане или в Чечне. А легкая простуда — это не запущенный сифилис: горячий душ, чай с липовым медом, поверх него стакан водки с перцем, десять часов почти детского сна — и можно начинать жизнь с новой страницы.

К счастью, ждать пришлось недолго.

Около двух ночи, когда в доме уже погасли практически все окна и скверик погрузился в темноту, во двор дома въехал серебристо-серый «фольксваген», и когда из него ступил на асфальт уже знакомый Агееву старший лейтенант, бывший спецназовец удовлетворенно хмыкнул. Пока все складывалось, как и было задумано, и Филипп был доволен собой. Даже несмотря на то что ему пришлось весь вечер и часть ночи морозить сопли на улице, а Голованов в это время отсыпался в теплой, уютной кроватке.

Чумаков поставил машину на сигнализацию и размеренным шагом уставшего за прошедшие сутки человека направился к третьему подъезду. Буквально через несколько минут в одном из окон четвертого этажа вспыхнул свет, Агеев поднялся с нагретой его собственной задницей скамейки.

Он уже мысленно просчитал психологию старшего лейтенанта Чумакова, которого те, кто его знал, называли между собой не иначе как Чума, и теперь важно было не допустить какой-либо оплошности или промашки.

С того места, где стояла скамейка, хорошо просматривалось незашторенное окно на чумаковской кухне, на фоне которого мельтешила полуобнаженная фигура хозяина, и Агеев невольно подумал, что далеко не все гладко складывается в семействе Чумаковых, если его неработающая бабенка даже на кухню не вышла, чтобы подогреть мужу поздний ужин. И этот факт тоже не мог не порадовать.

Оттолкнувшись от скамейки и мысленно перекрестившись, Агеев подошел к действительно новенькой, знатной иномарке, — значит, не врал бывший сосед мента, еще раз спокойным взглядом окинул весь кирпичный массив элитной постройки, достал из кармана куртки прихваченную из Москвы универсальную отмычку, одновременно служившую ему открывалкой для пивных бутылок, и сунул ее в замок.

Напичканный сигнализацией «фольксваген» заверещал как недорезанный поросенок, замигал фарами, но Агеев продолжал ковыряться в замке, не обращая на это дело никакого внимания. Не прошло и полминуты, в течение которой ночную тишину раздирала какофония звуков, как вдруг на четвертом этаже распахнулось окно и надрывный голос Чумакова вклинился в ор сигнализации:

— Ты чего? Эй! Мужик! Тачку свою спутал, что ли?

Судя по этому воплю, да еще по тому, что Чума не бросился бегом спасать свою иномарку, он, видимо, подумал, что кто-то из жильцов дома, вероятно в дым упившийся, решил смотаться до ближайшего магазина за водкой и перепутал свою машину с его, чумаковской.

Однако Агеев, все так же стоя спиной к дому, продолжал ковыряться в замке. Наконец там что-то щелкнуло, и он потянул на себя дверцу машины.

— Ну же с-с-сука! — заревел Чумаков, вконец взбешенный тем, что какой-то алкаш протискивается в салон его иномарки, и его физиономия исчезла из освещенного проема окна.

Агеев чуть подвинулся по сиденью, как бы освобождая место рядом с собой, в это время хлопнула дверь подъезда — и на улицу, в тапочках на босу ногу, в милицейских штанах и в куртке на голое тело, выскочил Чумаков.