Ребёнок в соседней комнате завозился и закряхтел. Шура насторожился. Рука его, нежно гладившая Тамаркину ногу, замерла.

— Да спит он, успокойся, — Тамарка погладила его по щеке. — Не отвлекайся.

— Может, он описался? — озабоченно спросил Шура.

— Не страшно. Я ему перед сном свежий подгузник надела. До утра хватит, — она засмеялась. — Ты прямо суперняня! Весь в нём. Я скоро тебя ревновать начну.

— Ну вообще-то, только что я был весь в тебе, — улыбнулся Шура, возобновляя ласки.

— И это было прекрасно! — промурлыкала жена, потягиваясь по-кошачьи, — Для полноценного романтического вечера не хватало только шампанского с клубникой, как в «Красотке».

Шура поморщился, и Тома, несмотря на царящую в комнате темноту, заметила это.

— Прости. Я забыла. Алкоголь — табу.

— Не извиняйся. Я же не кодировался и не подшивался. Сам бросил.

— И не тянет? — с тревогой спросила Тамара.

— Нет. Совсем. Как может тянуть к тому, что уже однажды чуть не убило?

— Да… До сих пор вспоминать боюсь. Слава Богу, всё хорошо закончилось. Алика жалко. И Мишку.

— Что тут поделаешь? Это был их выбор, — Шура откинулся на подушку, но руку с Тамаркиной ноги не убрал — это было выше его сил. — Я же тогда всех наркологов на уши поднял, что только не делали. И к психологам, и в церковь… Всё зря!.. Вот тебе и "одного раза недостаточно"!

— Знаешь… — Тамарка задумчиво провела пальчиком по Шуриной груди и неожиданно продолжила. — Я, кажется, беременна.

— Это ты мне как мужу говоришь или как светилу гинекологии? — начал было Шура, но тут до него окончательно дошло, что ему сейчас сообщили. — Ты серьёзно?

— Вообще-то, да, — Тамарка с улыбкой смотрела на него. — И нечего удивляться. С твоей активностью я, дорогой мой, должна бы рожать, не переставая.

Шура парящий притих под потолком. Он старался думать шёпотом, чтобы не спугнуть, не упустить то восхитительное ощущение всеобъемлющего и безмятежного счастья, которое охватило Шуру лежащего. Хорошо ещё, что в этом своём состоянии Шура парящий запросто обходился без дыхания.

Тамарка прижалась к мужу и затихла. Шура крепко обнял её, продолжая смотреть в потолок. Они лежали без слов, наслаждаясь моментом полной своей цельности. «Вот это древние и называли Соитием!» — донеслась до парящего Шуры мысль снизу.

С улицы донеслись до боли знакомые звуки — Пол Маккартни пел свою «Yesterday». Очевидно, у кого-то в машине играла магнитола.

— Слышишь? Привет из прошлого, — прошептала Тамарка. — Какая прекрасная песня!

— Да, — согласился Шура, — но ты всё равно прекраснее. Я буду звать тебя Today.

— Почему?

— Потому что сегодня лучше, чем вчера…

«Вечер становится томным» — прорвалась в Шурино сознание мысль, но он брезгливо отогнал её. Не подходил сюда сын турецко-подданного со всеми своими ужимками и циничной житейской мудростью, казался картонным и фальшивым. Ночь была прекрасной, одной из тех, что, будучи однажды прожитыми, остаются в памяти на всю жизнь и изменяют её к лучшему.

Шура ощущал эту красоту всем своим существом, он бы засмеялся и заплакал одновременно от переполнявших его чувств, если бы мог дышать… Только одно мешало ему отдаться этим чувствам полностью, только одно вызывало в нём грусть — он был только зрителем, а не действующим лицом. Он не мог согласиться и не мог возразить, он не мог ничего сделать и не мог ничего изменить. От него ничего не зависело. Впервые за всё время в Пепперлэнде Шура ощутил себя персонажем мультфильма, таким симпатичным, остроумным, может быть, даже отчасти героическим, но всё же нарисованным. Жизнь, настоящая человеческая жизнь, наполненная событиями и переживаниями, невзгодами и радостями, была для него нереальной!

Он продолжал парить под потолком, по-рыбьи широко разевая рот, силясь то ли вздохнуть, то ли заплакать, но у него ничего не получалось. От бессилия Шурочка попытался даже врезать кулаком по старинной люстре, висевшей на потолке ещё с дореволюционных времён. (Тамаркина бабушка, как он помнил, очень этой люстрой дорожила и перед своей смертью взяла с внучки торжественное обещание люстру никогда не менять и никуда не девать). Но кулак прошёл через все хрустальные хитросплетения безболезненно и безрезультатно. Пришлось продолжать парить дальше.

Шура с Тамаркой, лежащие на кровати, уже не молчали.

— …Владимир Иванович. Он открыл частный медицинский центр и зовёт меня к себе на место гинеколога. Зарплату обещает такую, что мне и не снилась. Даже неудобно как-то…

— Неудобно будет не иметь возможности детям молоко купить! — с извечной женской практичностью возражала Тамарка. — А что с основной работой?

— Нет, заведование отделением я пока оставлю. Опять же, с диссертацией проще будет. И написать, и защитить. А потом, когда защищусь, видно будет.

— Тебе, наверное, и в этом частном центре зарплату повысят, когда степень будет. Им же выгоднее, если кандидат наук принимает.

— Не знаю. Об этом мы не говорили. Да и вообще, сначала защититься надо.

— Защитишься, ты у меня умница. Твой профессор на своём юбилее знаешь как тебя мне расхваливал? — Тамарка звонко чмокнула мужа в щеку и ойкнула. — Ну, всё, сейчас проснётся…

Но ребёнок продолжал тихо спать за стенкой. И «Yesterday» продолжала тихо звучать за окном. Небо понемногу начинало светлеть. С улицы раздался колокольный звон — это в соборе начиналась заутреня. Шура парящий внезапно ощутил в теле некую тяжесть, и понял, что ему пора.

«Как бы мне хотелось, чтобы эта песня называлась «Сегодня», а не «Вчера» — подумал он, улетая.

Коридор в этот раз был ярко-красным. Шура приземлился как раз напротив Пеппера, который, увидев его, тут же озабоченно начал расстегивать кобуру.

— У тебя вид солдата из расстрельной команды, — улыбаясь, сказал ему Шура. — Так и кажется, что сейчас скомандуешь «К стенке!».

— Я смотрю, ты мирно настроен, — улыбнулся в ответ Сержант, тщательно прицеливаясь в дверь, и плавно, как в стрелковой школе, нажимая на спусковой крючок.

Шура предусмотрительно прижал ладони к ушам. Выстрел в этот раз показался щелчком. Задумчиво глядя на расплывающуюся дверь, Доктор тихо произнёс:

— Очень мирно. Я был в хорошей, доброй сказке. После неё не тянет склочничать.

— Понимаю, — кивнул Пеппер. — «И сотворил Бог человека по образу Своему… Мужчину и женщину, сотворил их… И был вечер, и было утро, день шестой… И сказал Он, что это хорошо.» Библия, Книга Бытия, глава первая.

— Я, к сожалению, Библию не читал, — ответил Шура. — Не в то время рос. Но знаешь, то, что ты процитировал, точно подходит к тому, что я чувствую.