– Нет. Но и бабочкой вас не назовешь, – отрезал доктор. – Давайте перестанем говорить о ерунде и займемся работой. Значит, собака?

– Да, – кивнула я.

– Московская сторожевая, пудель, мопс, чихуахуа, левретка? Какая из них ваша?

Я не очень-то разбираюсь в породах. Пудель – единственный, кого я хорошо себе представляю (кроме французских бульдогов), поэтому я и назвала его.

– Черный? Белый?

– Светлый, – решила я.

– Отвечайте точно. Черный или белый?

– Белый.

– Сука? Кобель?

– Девочка.

– Сука? Кобель?

– Сука.

– Ясно.

– На столе лежат нож и ложка. Что вы возьмете?

– Смотря какое блюдо подали.

– Не важно. Вам предстоит весь день питаться с помощью этого прибора. Нож или ложка?

Я задумалась. Весь день? Значит, я буду пить чай, вероятно, на завтрак будет творог, йогурт. С ножом неудобно.

– Ложка.

– М-м-м. Вы замужем?

– Да.

– Супруг мужского или женского пола?

Я хихикнула. Гениальный вопрос!

– Мужского.

– О-о-о!

– Что не так?

– Серый, зеленый, голубой, розовый. Какой цвет вы предпочитаете?

– Для чего?

– Просто отвечайте.

– Не могу.

– Почему?

– Если речь идет об одежде, то мне подходят серый и голубой. Если мы говорим об интерьере, то зеленый и розовый.

– Цвет как цвет. Без того, чтобы думать о его прикладном значении. Чему глаз обрадуется?

– Наверное, розовому.

– Прекрасно.

Врач ткнул пальцем в какой-то аппарат, из него выполз лист бумаги.

Леонид взял листок и откашлялся.

– Поскольку вы являетесь лесбиянкой-расисткой, нетерпимы к людям с темным цветом кожи, нам…

Я подпрыгнула.

– Что? Кто я?

Врач снисходительно улыбнулся.

– Здесь мы с вами вдвоем. Никто никогда не узнает о результатах обследования, вам не стоит стесняться. Надо принять собственные пристрастия, разобраться в них, и вес начнет падать. На данном этапе своей печальной жизни вы заедаете свой страх и стыд. Ну прямо демонстрируете картину из учебника, по которому учатся студенты первого курса психологического факультета. Результаты опроса никогда не лгут.

– Я счастлива замужем, – только и смогла возразить я.

– Неправда. Опрос свидетельствует, что вы мучаетесь и, чтобы избавиться от дурного настроения, едите все, что под руку попадет.

– Нет! – рассердилась я. – С чего вам в голову взбрело обозвать меня лесбиянкой! Да еще приписать мне ненависть к темнокожим людям?

Леонид вынул из ящика стола очки и посадил их на нос.

– Объясняю. Кошка, собака. Выбран пес. Вывод: тоска по дружбе, заботе, мечта жить в большой семье. Коты сами по себе, а псу необходима стая. Следовательно, вы страдаете от одиночества. Но у вас есть муж. Значит, брак неудачен. Из всех пород вы выбрали пуделя, светлого. Почему не черного?

– Не очень люблю этот цвет.

– Вот! Честный ответ. Вам не по вкусу все темное! Вопрос: можете ли вы выйти замуж за вождя африканского племени, которое ведет первобытный образ жизни? Только откровенно!

– Нет!

– Вот, пожалуйста, Татьяна, вы расистка.

– Дело не в цвете кожи, – начала отбиваться я, – племя явно живет в диких условиях, я просто не выживу в хижине без водопровода, ванной, газа…

– Не стесняйтесь себя, – остановил меня Леонид, – это ведет к ожирению. Из столовых приборов вы выбрали ложку, это символ женщины. А нож – мужчины.

– Как можно есть с помощью одного ножа? – возмутилась я. – Ложка же универсальный прибор, с ее помощью и кашу зачерпнешь, и котлетку разломаешь.

– Собаку предпочли, суку! Бежевого цвета. Почему не черного кобеля?

Я не нашла достойного ответа.

– Ну… просто так.

– Вот! Кругом бабы. И ни малейшего намека на черную кожу.

– У животных шерсть!

– Важен цвет! И пол. А уж любовь к розовому – отличительная черта лесбиянок.

– Сначала я говорила про голубой и серый цвета, – отбивалась я.

– В одежде! – напомнил доктор. – А когда просто так, то выбрали розовый. Любите сливы?

– Нет.

– Вот вам, пожалуйста! Они черные.

– Синие!

– Но не белые!

– С этим не поспоришь! Только этот фрукт я отвергаю не из-за цвета кожуры, – невесть почему стала оправдываться я, – от слив я получаю расстройство желудка. Понос!

– Как вы относитесь к абрикосам?

– Ем с большим удовольствием.

– Между прочим, они аналогично действуют на кишечник. Расслабляют, как чернослив, – заявил Леонид.

Я опять растерялась.

– А у меня такой реакции нет.

Леонид постучал ладонью по столу.

– Вот-вот! Понимаете, что с вами творит психика? От слив у вас расстройство желудка! От абрикосов полный комфорт. Баклажаны употребляете?

– Нет, – сказала я помимо воли и прикусила язык.

Но слово, как известно, не муха, вылетит, не прихлопнешь.

– Отлично, – заликовал доктор, – прекрасный овощ! А вы его отринули. Причина?

– Он горький, – пролепетала я, – кожа грубая.

– Кабачки? – прищурился Леонид.

– Сладкие, – пискнула я, – вкусные.

– У них шкурка дубовая, семечки здоровенные, жесткие, – промурлыкал хозяин кабинета.

– Кабачки легко чистятся, быстрее картошки, – возразила я, – семечки можно ложкой вынуть.

– Хлеб, полагаю, любите белый? – склонил голову набок доктор.

Я молча кивнула.

– Черный хоть изредка употребляете?

– Нет, – прошептала я, – если он настоящий, ржаной, то кислый очень. Если он плохого качества, то и есть не стоит.

– Белый нынче часто смахивает на вату, но его вы лопаете! – несказанно обрадовался Леонид. – Почему вы сейчас в розовой рубашке?

Я пожала плечами.

– Такую надела. Хорошо смотрится с бежевой юбкой.

– А говорили: «В одежде предпочитаю серо-голубые тона», – не замедлил уколоть меня Леонид.