Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клеймор думал над этим в течении минуты, а затем отрицательно покачал головой.
– Я хочу уничтожить этого монстра больше всего на свете, но это находится за пределами моего понимания. Мне нужно узнать твой мир лучше – как действуют эти боги и монстры, и нормы твоей магии.
Мне нужна информация.
Алебастр нахмурился и отпил немного чая.
– Я расскажу вам на что я способен, но сейчас у нас нет времени. Ламия все лучше видит сквозь мои маскировочные заклинания.
Клеймор откинулся на спинку дивана.
– В моем сне Геката сказала, что ты сражался в армии Кроноса. Уверен, что есть еще другие такие. Почему бы не попросить помощи у них?
Алебастр покачал головой.
– Многие из них мертвы. Прошлым летом была война между богами и титанами, где большинство полукровок, вроде меня, сражались на стороне богов. Я сражался за Кроноса, – он прерывисто вдохнул, прежде чем продолжить. – Наш главный транспортный корабль, «Принцесса Андромеда», был уничтожен вражеской группировкой полукровок. Мы плыли в Манхэттен, где находилась база богов. Я был на корабле, когда его подорвали. Я был единственным выжившим, потому что умел создавать защитное заклинание. А, после этого, ну… все пошло не в нашу пользу. Я сражался на поле битвы против наших врагов, но многие из наших союзников сбежали. Кронос самостоятельно отправился на Олимп, только чтобы быть убитым сыном Посейдона. После смерти Кроноса, боги разбили оставшееся вражеское сопротивление. Это была бойня. Если я все правильно помню, мама сказала мне, что в общей сложности, лагерь – полукровок и их союзники потеряли шестнадцать человек. Мы же потеряли сотни.
Клеймор взглянул на Алебастра. Его вряд ли можно было назвать чутким, но ему стало жалко этого мальчика, пережившего столько в его возрасте.
– Если ваши силы были полностью уничтожены, тогда как ты сбежал?
– Мы не были полностью уничтожены, – ответил Алебастр. – Большинство остальных полукровок бежали или были захвачены в плен. Они были настолько деморализованы, что присоединились к врагу. Существовала общая амнистия, я думаю, что вы бы назвали ее сделкой, которую заключил один и тот же парень, убивший Кроноса. Он убедил Олимпийцев принять малых богов, следовавших за титаном.
– Таких, как твоя мать, Геката, – сказал Клеймор.
– Да, – горько отозвался Алебастр. – Лагерь – полукровок решил, что будет принимать любых детей малых богов. Что они построят нам домики в лагере и будут делать вид, что на самом деле не было никакой бойни. Большинство малых богов согласились с договором, но не моя мать… Видите ли, я был не единственным ребенком Гекаты, сражающимся в армии Кроноса. У нее было немного детей, но я был самым сильным из них, и мои братья пошли за мной. Это я убедил многих встать на сторону Кроноса… но, я был единственным выжившим. Геката потеряла в этой войне больше детей, чем кто-либо из богов.
– И поэтому она отвергла их предложение? – догадался Клеймор. Алебастр отпил еще немного.
– Да. По крайней мере, она отказала им сначала. Я побуждал ее сопротивляться им. Но боги решили, что им не нужна протестующая богиня, мешающая их победе, так что они заключили с ней сделку: они навсегда лишают меня их благосклонности и исключают из лагеря – таково было мое наказание за то, что я пошел против богов – но сохраняют мне жизнь, если Геката присоединяется к ним. Другими словами, они меня убивают, если она не соглашается.
Клеймор нахмурился.
– Получается, что даже боги не достаточно всемогущие, чтобы противостоять шантажу.
Алебастр с отвращением смотрел на уютный камин.
– Лучше не воспринимать их, как богов. Лучше думать о них, как
о своеобразной божественной мафии. Они угрожают моей матери, чтобы она соблюдала условия сделки. И в процессе, изгнали меня из лагеря, чтобы я не мог контактировать со своими братьями и сестрами.
– Алебастр допил свой чай. – Но я никогда не склонюсь перед Олимпийскими богами, после жестокости, которую они проявили. Их последователи слепы. Моя нога никогда не ступит на территорию их лагеря, а если и ступит, то только за тем, чтобы дать сыну Посейдона то, чего он заслуживает.
– Так тебе не у кого просить помощи, – сказал Клеймор. – И тебя преследует Ламия… почему?
– Хотел бы я знать, – Алебастр поставил на стол пустую чашку.
– С тех пор, как меня изгнали, я сражался с разными монстрами, преследующими меня. Они инстинктивно чуют полукровок. Так как я одинокий полубог, я заманчивая цель. Но Ламия другая. Она является дитем Гекаты еще с древних времен. Кажется, у нее есть личные причины на то, чтобы отомстить мне. Неважно, сколько раз я убиваю ее, она просто-напросто не умирает. Она постоянно преследует меня, вынуждая переезжать из города в город. Мои защитные заклинания теряют силу. Теперь, я даже не могу спокойно уснуть, потому что она день изо дня пытается прорваться сквозь мою защиту.
Клеймор рассматривал мальчика на более близком расстоянии и заметил, что у него большие, темные круги под глазами. Вероятно, на днях Алебастр не спал вообще.
– Как долго ты путешествуешь один? – спросил Клеймор. – Сколько прошло времени с твоего изгнания?
Алебастр пожал плечами, будто бы и сам не помнил.
– Меня изгнали семь или восемь месяцев назад, а кажется, что дольше. Время течет иначе для полубогов. У нас не такая спокойна жизнь, как у смертных. Большинство полукровок не живут больше двадцати лет.
Клеймор не ответил. Даже для него это было грустно. Этот ребенок по-настоящему был полубогом, сыном Гекаты и человека.
Он понятия не имел, как работал этот вид защитных заклинаний, но, очевидно, что работал, потому что мальчик был все еще жив. Было ясно, что он не обычный смертный. Клеймор задумался, не было ли у Алебастра такой же способности к регенерации, как у Ламии. Он сомневался в этом. Сестра она ему или не сестра, а Алебастр относился
к ней, как к монстру. Это было совсем не то слово, которым бы вы называли своих родных.
Алебастр был один-одинёшенек. Боги изгнали его. Монстры желали его смерти, включая его собственную сестру. Его единственным спутником был образ, навеянный Туманом, который появлялся из блокнотного листа. И каким-то образом, этому ребенку удавалось выживать. Клеймор не мог не признать, что он впечатлен.
Алебастр начал наливать себе еще одну чашку чая, а затем застыл. Один из символов, начерченных на его правом рукаве, замерцал ярко-зеленым светом.
– Ламия здесь, – пробормотал