— О да. Доротея — очень успешная женщина, — тихо произнес Кинг.

Бэттл поднял бокал.

— Так выпьем же за Доротею — величайшего в мире агента по продаже недвижимости!

Детективы удивленно переглянулись.

Эдди поставил стакан на стол.

— Послушайте! У нее свои игрушки, а у меня — свои. Так что в нашей семье все уравновешено.

— А дети у вас есть? — спросила Мишель.

— Доротея никогда не хотела детей, так что этот вопрос у нас не обсуждался. — Эдди пожал плечами. — Возможно, я в глубине души тоже не хотел их. Вероятно, из меня получился бы никудышный отец.

Максвелл возразила:

— Почему? Вы могли бы научить детей писать этюды и ездить верхом. Возможно, со временем они также вступили бы в клуб реконструкции исторических событий и выезжали бы вместе с вами на природу.

— Между прочим, еще не поздно завести их, — добавил Кинг.

— Для этого мне придется обзавестись новой женой, — произнес художник с грустной улыбкой. — А я не уверен, что мне хватит энергии на такие кардинальные изменения в жизни. Кроме того, Бэттлы не разводятся. Это неслыханно. Так что если меня не убьет Доротея, то, весьма возможно, это сделает мать.

— Что ж, живите как живется, — резюмировала Мишель.

Эдди странно посмотрел на нее.

— Вы действительно думаете, что это выход? — Добив одним глотком коктейль, он переключился на другую тему. — Я слышал по новостному каналу, что городские власти позвали на помощь взрослых парней с большими пушками.

— В том числе вашего старого приятеля Чипа Бейли.

— Если бы не он, я бы сейчас с вами не разговаривал.

— Уверена, что ваши родители были чрезвычайно благодарны ему.

— О да. Отец даже предложил Чипу возглавить службу безопасности одной из своих компаний. Посулил большую зарплату.

— Вот как? А я и не знал, — удивился Кинг. — Но он, похоже, не воспользовался этим предложением.

— Не воспользовался. Полагаю, ему нравилось быть копом. — Эдди взял с тарелки нож и вилку и постучал ими друг о друга. — Подумать только, всего тридцать лет назад здесь были только леса и холмы — и ничего больше. Но мы отлично себя здесь чувствовали. Здесь никогда ничего не происходило, и мы ни о чем не беспокоились.

— А что теперь? — осведомилась Мишель.

— А теперь людей убивают в домах, бросают их трупы в лесу, расстреливают в машинах. Если бы у меня сейчас были дети, я не стал бы здесь жить.

— Вы в любом случае можете жить где угодно, — заметил Кинг.

— Сомневаюсь, что моей матери придется по нраву, если я уеду отсюда.

— Я уже говорила вам, Эдди, и скажу снова: живите как живется! — выпалила Мишель.

Но на этот раз Бэттл на ее выпад не отреагировал.

В то время как Монтгомери осуществлял хищение медицинских препаратов, а Эдди, Кинг и Мишель выпивали в баре, Бобби Бэттл лежал на больничной койке в окружении капельниц и аппаратуры по поддержанию жизнедеятельности. Рядом сидела Ремми, сжимая правой рукой бледную вялую руку мужа.

Время от времени она бросала взгляд на экраны мониторов, наглядно демонстрировавших тот факт, что Бобби держится за жизнь не так чтобы очень крепко. Недавно наступило ухудшение, и его снова подключили к аппарату искусственного дыхания, издававшему, помимо тихого шипения, тревожный писк всякий раз, когда дыхание Бэттла не соответствовало требуемым параметрам. Ремми неосознанно дышала в такт с упомянутыми звуками и движением поршней этой инфернальной машины.

В палату вошла дежурная медсестра.

— Здравствуйте, миссис Бэттл. Надеюсь, у вас все хорошо?

— Что тут хорошего? Он не узнает меня, — раздраженно бросила сиделка. — Он больше никого не узнает.

— Врачи считают, что силы возвращаются к нему. Просто это требует времени. По крайней мере все его жизненные показатели куда лучше, чем прежде. Даже несмотря на то что мистера Бэттла снова подключили к аппарату, его здоровье улучшается. И в этом не может быть никаких сомнений.

Ремми сменила гнев на милость.

— Спасибо, что ободрили. Буду надеяться на это. — Она опустила глаза и посмотрела на мужа.

Сестра улыбнулась, но в следующую секунду на ее лице проступило озабоченное выражение.

— Миссис Бэттл… — заговорила она проникновенным тоном, специально, казалось, зарезервированным сотрудниками госпиталя для общения с теми немногими счастливцами, чьи имена красовались на стене госпиталя.

— Я все знаю.

— Будете сегодня ночевать у нас? Если будете, я пойду и разберу вашу постель.

— Пожалуй, поеду домой и вернусь завтра утром. Но все равно спасибо за предложение.

Ремми встала со стула и удалилась. Сестра проверила состояние больного и аппаратуры и вышла из комнаты несколькими минутами позже.

Бэттл являлся единственным обитателем палаты, находившейся в коротком коридоре чуть в стороне от основных лечебных помещений этого отделения. Здесь же находились хозяйственные комнаты. Двери остальных палат отделения выходили в длинный коридор и холл, где располагался пульт дежурных медсестер. Ремми выбрала для мужа эту палату, чтобы обеспечить приватный характер своим визитам. Кроме того, в конце коридора находилась задняя дверь с кодированным замком, которой она пользовалась, дабы не ходить к мужу через все отделение под сочувственными взглядами врачей и персонала. Комната, где она иногда ночевала, располагалась в дальнем конце холла.

Стрелки показывали самое начало одиннадцатого, когда в этом отделении госпиталя началась смена дежурного персонала, занимавшая примерно три четверти часа. Сестра, наблюдавшая за Бэттлом, отправилась в комнату для сотрудников, где ей предстояло ввести в курс дела свою сменщицу.

Обитатели одноместных палат находились под наблюдением видеокамеры, изображение с которой поступало на один из мониторов на пульте дежурных медсестер. Считалось, что сестры ведут постоянное наблюдение за состоянием подопечных, хотя в момент смены это требование не выполнялось и мониторы в течение примерно двадцати минут никто не контролировал — главным образом потому, что утомленным дежурством сотрудницам госпиталя далеко не всегда удавалось коротко и доходчиво передать все необходимые сведения о том или ином пациенте коллегам-сменщикам. Как бы то ни было, установленная в палатах аппаратура по поддержанию жизнедеятельности продолжала функционировать, и в том случае, если больному становилось хуже, на пульт поступал сигнал тревоги.

Вскоре после начала пересменки в коридоре появился некий субъект, воспользовавшийся задней дверью, из которой несколькими минутами раньше вышла Ремми. На нем был зеленый хлопчатобумажный костюм, белый больничный халат и белая защитная маска, и в этом смысле незнакомец ничем не отличался от других сотрудников госпиталя. Пройдя по коридору, он остановился у палаты Бобби Бэттла и, приоткрыв дверь, бросил взгляд в комнату. Обнаружив, что там никого, кроме пациента, нет, заглянул за угол, взял на заметку тот факт, что пульт медсестер остался без присмотра, после чего вошел в палату Бобби и закрыл за собой дверь.