– Простила, – кивнула Алёна, а потом добавила: – Или почти простила. Но я не могла поверить ему до конца. Он клялся и божился, что у них это было всего один раз и что больше никогда не повторится.

– Я думаю, что ваш муж сказал правду, – подал голос Морис.

– Я тоже так думаю, – поддержала его Мирослава.

– Я хотела сначала всё рассказать Мише. Но потом решила, что пусть Эдик сам выкручивается. Ведь Миша будет спрашивать его, почему мы перестали общаться с ними.

– Спрашивал?

– Не знаю, – вздохнула Алёна. – Но чтобы убедиться, что мой муж больше с ней не встречается, я стала следить за ней.

Морис хотел спросить, почему она стала следить за Авдеевой, а не за мужем, но промолчал, списав решение Алёны на странности женской логики.

Вопрос задала Мирослава:

– Вы сами следили за ней?

Архипова кивнула:

– Да.

– Вы не боялись, что она может узнать вас?

– Не боялась, я надела парик, очки, закрывающие пол-лица. И одежду выбрала такую, какую раньше никогда не надевала.

– Ваша слежка принесла плоды?

– Принесла. Только, слава богу, не те, которых я опасалась.

– Поясните.

– С моим мужем Нина больше не встречалась. Но в одном из кафе я застала её с мужчиной, которого сфотографировала. Фото я сохранила.

– Вы знаете этого человека?

– Нет! Откуда?!

– Вы не проследили за ним.

– Нет. Он мне был не интересен. – И, встретив вопросительный взгляд Мирославы, Алёна Архипова пояснила: – Мне главное было убедиться, что Авдеева больше не встречается с моим мужем. А другие её любовники меня не интересовали.

– Вы думаете, их было много?

– Понятия не имею. Я больше не следила за ней.

– Алёна, извините за этот вопрос, но я вынуждена его вам задать: зачем вы сохранили фотографию Нины в компании с незнакомцем?

– Я хотела показать её мужу, – призналась женщина.

– Но не показали?

– Нет.

– Почему?

– Случая подходящего не было. Позднее я поняла, что муж держит своё слово и с Ниной больше не встречается. Напоминать ему о ней было незачем.

– Но вы хранили фото…

– Я собиралась стереть его позднее, пока же придерживала. И, как видите, фотография пригодилась.

– Вы могли бы передать фото нам? – осторожно спросила Мирослава.

– Да, я отдам его вам. Ведь теперь оно мне совершенно не нужно. Вот это фото, – Алёна протянула детективу свой телефон, и Мирослава переслала фотографии, их оказалось несколько, на свой мобильник.

– У себя я могу теперь стереть эту гадость? – брезгливо проговорила женщина.

– Конечно, вам лучше избавиться от этого.

– Я очень надеюсь, что вы найдёте настоящего убийцу и не дадите засудить Мишу.

– Мы приложим к этому все наши усилия, – заверила Мирослава и вместе с помощником покинула квартиру Архиповых.

– С мужем мы говорить не будем? – спросил Морис.

– Нет, зачем без толку ковыряться в чужой ране.

– Мне жалко Алёну, – признался Морис.

– Мне тоже. Но я думаю, что всё у них наладится.

– Остаётся только надеяться, что сердечная рана Алёны со временем зарубцуется.

Незаметно для себя они доехали до второй очереди набережной. Оставили на стоянке автомобиль и спустились вниз. Лёд на Волге ещё стоял, но по берегу уже бегали трясогузки и весело трясли своими длинными хвостиками. «Птичка невеличка, а лёд ломает», – говорят в народе про неё.

– Скоро лёд вскроется, – проговорила Мирослава.

Морис кивнул. Оба знали, что теперь льду помогают вскрываться специальные катера. Но от этого ледоход не становится менее зрелищным. Главное, не оказаться на одной из льдин, движущихся по реке, и наблюдать за ним с берега.

Долго гулять по набережной у них не получилось, с реки дул не просто холодный, а пронизывающий ветер.

Мирослава спросила:

– В кафе или в кофейню?

– Я бы предпочёл вернуться домой, – ответил Морис.

Мирослава чуть было не съязвила: «В Литву», но вовремя удержала фразу на языке.

Он расценил её молчание по-своему и сказал:

– Если вам очень хочется, то можем заехать в кофейню и выпить по чашке чая с безе. А пообедать всё-таки лучше дома, тем более что я приготовил холодец из судака. – Он знал, что она обожала рыбные блюда.

– Заливное, – машинально поправила она.

– Хорошо, заливное, – легко согласился он.

– Обойдёмся без заезда в кофейню, – решила Мирослава и спросила: – Ведь дома у нас есть что-нибудь к чаю.

– Да, лимонный пирог.

– Морис! Когда ты всё успеваешь? – широко распахнула она глаза.

– Я люблю готовить, – ответил он, – а когда любишь что-то делать, то дело делается само собой.

Она задумалась на полминутки и согласно кивнула. Мирослава по себе знала, что стоит увлечься, и не заметишь, как всё уже готово. Вот только готовить она не любила и отказывалась понимать, что чистка картошки, возня с мясом или тестом могут доставлять удовольствие. Она считала приготовление еды нудным занятием, которого не избежать. Кому же охота умирать с голоду или портить желудок фастфудом. Морис же считал кулинарию высоким искусством.

Шура Наполеонов был полностью согласен с Миндаугасом и при любом удобном случае выговаривал Мирославе, что она не понимает, как ей повезло с Морисом. Умом она понимала правоту друга, но привычка ни от кого не зависеть мешала ей примириться с мыслью, что все девушки рано или поздно выходят замуж или хотя бы стремятся к замужеству. А у неё получалось нечто похожее с тем, что случилось с Ангарой. Все реки впадают в моря. В самое глубокое озеро на планете Байкал впадают сотни рек, а Ангара взяла и сбежала от него.

«Такие вот дела», – подумала про себя Мирослава и посмотрела на Мориса. Он же, в свою очередь, даже предположить не мог, о чём она думает на этот раз. Поэтому лицо его оставалось бесстрастным.

К Раисе Владимировне Левченко на следующий день Мирослава решила поехать одна. Морис не возражал, тем более что она дала ему задания, ради исполнения которых ему придётся несколько часов просидеть за компьютером. К тому же никто не отменял домашние дела, которые он выполнял по собственной инициативе.

Раиса Владимировна Левченко, по словам свидетелей, была самой близкой подругой Нины Авдеевой. И как сказала Вероника Круглова, девушки в своё время обе положили глаз на Михаила Авдеева. Нине повезло больше. Однако, зная, что Нина мертва, а Раиса жива и здорова, этого не скажешь.