Моя машина довольно быстро миновала пыльные тарасовские улицы и оказалась на загородном шоссе. Здесь дышалось легче и вообще было спокойнее. Виталька же то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, как и отец, став более опасливым.

Спустя пару километров я свернула с дороги, заколесив по неширокой, но наезженной тропе. Она тянулась вдоль березовой рощи, окаймленная невысокой пожелтевшей от солнца травой, среди которой местами возвышались неброские луговые цветы. Я любовалась ими, а Беккеры, казалось, ничего не замечали, угрюмые и озабоченные, чему, впрочем, имелось вполне логичное объяснение.

Вскоре в открытое окно повеяло свежестью, а вдали между деревьями замелькала река. К ней-то я и стремилась, надеясь сама немного отдохнуть от гнетущего настроения последних дней и помочь избавиться от стресса своим клиентам. Насколько это, конечно, было возможно, учитывая предстоящий разговор.

В конце концов мы оказались в довольно живописной местности. Берег был высок и обрывист, и с него открывался великолепный вид на очертания Тарасова: переливчатые волжские волны.

Я остановилась у самого края обрыва, предложив Беккерам:

— Выйдем? Здесь безопасно. Слежки не было.

Валерий Павлович молча открыл дверцу и ступил на примятую колесами траву. От расстилавшейся перед ними картины лицо его просветлело, но ненадолго, вскоре вновь омрачившись прежней тяжелой думой.

— Слово тебе, Виталий Валерьевич, — сказала я, деловито глянув на Витальку.

Тот прекрасно понял, что я имею в виду, поэтому ничего не стал спрашивать и сразу приступил к делу, в нескольких словах изложив отцу стокгольмские новости.

Валерий Павлович побагровел, а потом, почти по слогам проговаривая каждое слово, воскликнул:

— Так, значит, он давно уже все это задумал! Потихоньку проворачивал втайне.

А я-то, старый осел…

— Теперь вы видите, насколько я была права в своих предположениях, — не удержалась я.

— Ты о чем? — одновременно удивленно и возмущенно спросил Беккер-старший.

— Я же вам давно сказала, на кого следует обратить свои подозрения, — пояснила я.

— Что-о? — отозвался Валерий Павлович, и изумленное выражение застыло на его лице. — Ты считаешь… По этой причине…

Думаешь, он хотел от меня избавиться?

— Ну да, — не совсем решительно ответила я. — Ведь если я правильно поняла, то в случае успеха покушения компания стала бы полностью принадлежать ему?

— Да… — как-то растерянно и глядя в одну точку, проговорил Беккер. А потом начал вспоминать:

— Когда он с первой женой расходился и она требовала много, мы решили на будущее создать такой документ, на основании которого только один из нас в случае непредвиденных обстоятельств мог распоряжаться имуществом предприятия, то есть стать его владельцем. Обидно делиться, когда ты своим горбом заработал… У нас тогда с Юлией тоже не все гладко было. А с Олегом мы друг другу безмерно всегда доверяли, как брат брату, поэтому о негативных сторонах такого договора и не подумали… Тем более Виталька свое дело завел, отказывался от моей материальной поддержки… Юлия еще от своих родителей многое имела… Да и позаботились бы мы о семьях друг друга, случись что…

— Однако по части такой документации пробел у вас солидный, — вздохнув, констатировала я. — Сглупили…

— Но зачем же он только сейчас пред принял попытку мирного раздела? Если мыслить логически — наоборот, именно теперь должно бы последовать то, что случилось той ночью… — как-то беспомощно пролепетал Валерий Павлович.

— Да мне и самой не все еще ясно, — оживившись, начала я и, виновато глянув на Витальку, хотела было поведать о тетушкином рассказе.

— Да чего здесь неясного! — зло воскликнул Беккер-младший. — Он отпетый негодяй. И нападение наверняка его рук дело!

Ментам его сдать с потрохами, и все дела…

— В том-то вся и загвоздка, что у ментов уже есть претендент на роль нападавшего, — сообщила я.

— Как?! — в один голос воскликнули Беккеры.

— А вот так! — ответила я им и рассказала о серийном грабителе, который объявил себя участником нападения на Валерия Павловича.

— Но почему милиция не принимает меры?

— А разве есть заявление от потерпевшего по фамилии Беккер?

Виталька и его отец молчали.

— То-то и оно, — продолжила я. — Заявления от потерпевшего нет, да и слова задержанного, кстати, в связи с совершенно другим преступлением не слишком правдоподобны.

— Но разве его показания не могут служить руководством к действию? — взволнованно заговорил Виталька.

— Да они вообще вряд ли в официальных документах зафиксированы, — пожав плечами, ответила я.

— Но тебе-то тогда откуда все известно? — прогремел Валерий Павлович.

— У меня свои каналы, — коротко ответила я и закурила.

Беккеры снова замолчали.

— В общем, в нашей истории многое можно обозначить знаком икс, — заговорила я, выпуская струйку дыма.

— В первую очередь то, — задумчиво проговорил Беккер-старший, — на какие шиши он гостиницу купил.

— Ну, Олег Станиславович человек не бедный… — иронично заметила я.

— Шила в мешке не утаишь, моя дорогая, — с той же иронией обратился ко мне Валерий Павлович. — Мы почти все деньги вкладывали в дело, за исключением тех, которые обеспечивали наше безбедное повседневное существование, и всегда были осведомлены о финансовых делах друг друга.

Утечка такой суммы не должна была остаться для предприятия незамеченной. У Олега в наличке столько не имелось…

— Но мы же на заводе все проверили! — воскликнул Виталька.

— Значит, плохо проверяли… — подняв вверх указательный палец, твердо заявил его отец и задумался. А чуть позже добавил:

— А все-таки в причастность Олега к нападению я не верю. Все, что угодно, но только не это! Ну не мог он! Мы ж как братья…

— Ну и что вы предлагаете? — спросила я спустя некоторое время.

— Переворошить все. Все! Поднять все документы по мероприятиям, к которым последнее время имел отношение Олег…

— В самом деле… — вклинился Виталька. — Мы проверяли документацию, не зная о дяде Олеге ничего из того, что знаем сейчас. Может быть, если взяться за то же самое теперь, мы будем смотреть на все под другим углом зрения?

— Дрянь! — не сдержался Валерий Павлович, заговорив о Вьюнце. — Я его наизнанку выверну!

— Хорошо бы, если б эта изнанка в чем-то нам помогла… — задумчиво пробормотала я, а потом, как бы встряхнувшись, спросила:

— Ну что, едем?