— Ну, живите богато, будьте здоровы. А нам пора. Понял, Иван, откуда мы? Мы не уходили. Мы здесь всегда. Кому скажешь… А теперь веди нас, братка, из города.

— Рехнулись?

— Жить хочешь?

Ночью передвигаться по Грозному — до утра не дожить. Ночь — время боевиков. Даже патрули жмутся к блокам, к комендатурам, к базам. И потому мы нуждаемся в проводнике.

Иван ведет нас дворами, переулками, заставляет отсиживаться в развалинах, пережидать, ведет опять. Наконец у знакомых уже нам гаражей оставляет и стремительно исчезает. Он знает свое дело. Иначе бы не выжил.

Старков ждал нас в условленном месте.

— Объявляю благодарность, — объявил он нам на импровизированном построении, — возможно, представлю к очередному званию. В крайнем случае, посмертно. — И Старков отпустил Ивана Ивановича в родную часть. Тот попрощался без придури. Даже слеза стекла скупая по его чисто выбритой щеке.

Выбросить Стелу из Чечни на Большую землю не составляло никакого труда. Российским авиаторам границы покуда не поставлены.

То, что он «заначил» русского офицера, искренне считая его буржуем, еще не было изменой. Юридически предательство было оформлено, когда он вышел на связь и потребовал выкуп. Технические условия сделки упорно откладывались на будущее. Планы в его голове менялись вместе с переменой обстоятельств.

Просто-напросто он оценил свою работу после вербовки именно в эту сумму, ожидая по окончании войны для себя если не пулю, то зону. Психологи, работавшие с ним, в том числе на детекторе, ошиблись.

Две тысячи он собирался послать в Самару, а на остальные жить, наверное, недолго, но счастливо со Стелой. В какой-нибудь дальней стране.

Его личная агентура замыкалась только на него. Пока ГРУ и ФСБ доберутся до этих людей, пока эти люди поймут, что служат не Богу, а кому-то другому, он сделает все, что хотел. И напоследок даст журналисту столько денег, сколько тот сочтет нужным. Но с условием, что тот больше никогда и нигде не напишет ни строчки. Стихи и басни — пожалуйста. Но никаких средств массовой информации. Перов должен был снова оказаться в СПб. Он обречен быть заложником. На короткое время, в нужном месте, ясно и отчетливо.

Лоретта Альфонсовна Пакамане была просто случайной подружкой Старика. К ней-то и направил он Стелу, строго-настрого приказав следовать по указанному им в Ростове адресу, отлежаться, благо денег ей было передано достаточно, потом позвонить в Клайпеду и ждать, когда к ней придет проводник из Литвы. Его человек отзвонился в Ростов и, убедившись, что все в порядке, предупредил дочь Литвы о скором приезде Стелы — «родственницы» Старкова.

Канал Тбилиси — Вильнюс работал давно и надежно под прикрытием дипломатических служб. Отношения сложились еще во времена «Саюдиса». Коммерция, переброска нужных людей без документов, прочие необходимые контакты. Российская сторона знала об этом международном криминальном сотрудничестве, но ограничивалась пока сбором и накоплением информации. Мало ли как сложится судьба того или другого из лидеров бывших братских республик.

Документы для Канавиной должны были привезти в Ростов люди, считавшие Старкова человеком тейпа алерой. Более замутить ситуацию было невозможно в принципе.

Лоретта Пакамане жила с родителями. Стелу определили в дачный домик в Александровне, чему она была искренне рада. Садоводство охранялось днем и ночью сторожами с газовыми пистолетами. Примерно с неделю она просто лежала на раскладушке, читала журналы. И «Огоньки» девяностых годов, отвезенные сюда за ненадобностью, и клубные и женские журналы последнего времени. Купила приемник, слушала музыку, новости. Жизнь остановилась на пороге дома дедушки Бадруддина.

Весна выдалась ранняя, и Стела приобрела на рынке купальник. Она раз в день заходила к Лоретте, узнавала, что вестей для нее нет, и шла на пляж. Проезжала одну остановку на электричке от Фрунзе до Красного Аксая. Потом шла пешком до двадцать девятой линии и переходила по мосту на Зеленый остров.

Она выглядела несколько нехорошо. Весеннее солнце привязчивое, а свежий воздух и русская еда делали свое дело. Стела стала поправляться. И все, может, обошлось бы, но однажды ближе к ночи в домик ее садовый, крепкий и обжитой, пришел человек из Литвы и вручил ей документы с визой. Через два часа она в вишневой «девятке» отправилась в путь со своим провожатым.

Ростов — красивый город. Она так часто бывала здесь, ей жаль было покидать его. А зона отдыха — не самое удачное место, для того чтобы скрыться от бывших товарищей по институту. Раз или два они были на пляже, только ее никто не узнал. Она состарилась, если так можно говорить о женщине двадцати пяти лет.

Срочно. Конфиденциально

Разыскиваемый Вячеслав Старков вышел на связь по спецканалу. Происхождение аппаратуры неизвестно. Определить место выхода в эфир пока не удалось даже предположительно.

Старков сделал заявление, суть которого сводится к тому, что ему известно местонахождение Исы Бараева и он готов передать его представителям военной разведки за миллион долларов. Условия сделки, место передачи и гарантии для обеих сторон должны быть уточнены при следующих сеансах связи. После чего Старков собирается проследовать за рубеж.

«Журналист» предположительно находится с ним.

В Ростове обнаружена Стела Канавина, установлено наблюдение. Отслежен связной Старкова, который препроводил Канавину с фальшивыми документами на частном автомобиле через литовскую границу. В данное время она находится в городе Клайпеде, на конспиративной квартире, используемой, по имеющимся данным, женами членов чеченских НВФ. В Литву, по согласованию с Генштабом, выехал опытный сотрудник Главного разведывательного управления. Приданная ему спецгруппа находится в состоянии боевой готовности по месту своей дислокации в Калининградской области.

Было жарко. Под бушлатом стекали струйки пота. Глаза слипались от этого рассола. Экипировали меня по всем правилам. А этого добра у Старкова по республике рассовано, что грязи. Сам так говорил.

— Это тебе не водку пить в пресс-баре. Это тебе не девочек клеить по автостанциям. Вернешься, человеком станешь.

— А вернусь ли?

— Обижаешь. Столько людей спасли, а тебя не убережем?

— Да вы столько городов под распыл пустили.

— Надо будет, и еще пустим. Ты впитывай государственную идеологию. Вот она, у тебя по морде струится. Только работа, война, магистрали и аннексии. И никакой демократии. Забудь это слово, парень.

— Ага, — соглашаюсь я, — а может, бушлаты в скрутку?

— Да ни за что. Иди пока.

Долина наглухо запечатана со всех сторон лесистыми склонами. Вовсю пошла трава. Я узнал жимолость и шиповник. Белые мелкие цветы, кажется, кашки. Одурелый запах трав кружил голову. Я остановился и вытер пот со лба рукавом. Мы углубились в кусты и прошлогодний высоченный тростник.