– У тебя в домике есть аптечка? – спросила она.

– Нет, – покачала я головой.

– У меня есть в одном из чемоданов, – сказала Шерри.

– Я принесу, – предложил Джейсон и направился к двери.

– Стой, – сказала я. – Джамиль, сходи с ним. Не хочу, чтобы сегодня схватили еще кого-нибудь.

Спорить никто не стал. Первый раз. Вервольфы просто пошли к двери. Дамиану пришлось подвинуться, чтобы выпустить их наружу. Он закрыл дверь и прислонился к ней. Его глаза горели глубоким темно-зеленым, словно изумруд, огнем. Бледная кожа почти просвечивала: признак, который выдавал вампа, постепенно терявшего свою человеческую сущность. Сильные чувства – страх, вожделение, гнев – делают такое с более слабыми вампирами.

Я перевела взгляд на Ашера. Он был… нормальным. Он стоял у кровати, красивый, трагичный, с пустым невозмутимым лицом. Выражение было совсем как у Жан-Клода, когда тот что-то скрывал.

– Я думала, Колин либо атакует нас прямо, либо оставит в покое, – сказала я. – А о таком дерьме никто ничего не говорил.

– Это было… неожиданно, – медленно сказал Ашер.

– Ну так объясни мне.

Оттолкнувшись от двери, Дамиан стремительно пересек комнату, каждое движение было наполнено гневом.

– Они пытали его только потому, что им это нравится. Они вампиры, но питаются больше, чем только кровью.

– О чем ты, Дамиан?

– Они питались его страхом.

Я перевела взгляд с его светящегося лица на Ашера, потом опять на Дамиана.

– Ты имеешь в виду буквально, так?

Дамиан кивнул.

– Та, что обратила меня, была такой же. Она могла питаться страхом так же, как кровью. Она днями могла питаться только ужасом, а потом внезапно захотеть крови. Но она не только питалась, она устраивала резню. Она выходила в зал вся в крови, скользкая от нее. Потом она заставляла меня…

Его голос затих. Он посмотрел на меня, и я увидела, что в его глазах горит уже неприкрытый зеленый огонь, словно его сила разъедала кость глазниц.

– Я почувствовал это, когда мы встретили Колина. Почуял. Он такой же, как она. Ночная фурия, мора.

– Что еще за черт эта твоя ночная фурия или мора? И что значит, ты встретил Колина? Я думала, вы спасли Натаниеля.

– Нет, они сами нам его отдали, – сказал Ашер. – Если бы мы его не увидели, послание не было бы доставлено.

Нас прервала Шерри.

– У него пропадает пульс, а кожа совсем холодная. У него шок. Порезы на груди поверхностные. Даже два укуса вампиров за одну ночь не должны были вызвать шока. Мы быстро исцеляемся.

– Там есть третий укус, – сказал Ашер.

При всем, что происходило, его голос звучал абсолютно спокойно, словно его это не касалось.

Шерри осмотрела Натаниеля, затем дотронулась до его бедра и развела ему ноги.

– Конечно же, бедренная артерия. Почему кожа около обоих укусов изменила цвет? – она дотронулась до внутренней поверхности его бедра. – И он очень холодный.

Натаниель снова скорчился. Отпустив мою руку, он потянулся ко мне, словно просил его обнять. Он схватил меня за предплечье и рубашку. Глаза у него были дикие.

– Болит!

– Где болит? – спросила я.

– Укусы заражены, – сказал Ашер.

– Что значит, заражены?

– Считай, что это яд.

– Он оборотень, у них иммунитет к ядам, – возразила я.

– Но не к этому, – сказал Ашер.

– Что это за яд? – спросила Шерри.

В дверь постучали, и Джейсон крикнул:

– Это мы.

Дамиан посмотрел на меня. Огонь в глазах утих до спокойного сияния, а кожа вернула себе молочное совершенство, которое проходило за нормальное.

Я кивнула.

Он открыл дверь. Вошел Джейсон с аптечкой побольше размером, чем некоторые дорожные сумки. Похоже, в другой жизни Шерри была герл-скаутом. Подобно темной грозной тени, за Джейсоном последовал Джамиль.

– Яд, от которого не поможет ничто из этой маленькой сумочки, – сказал Ашер.

Я уставилась на него, вдруг поняв, что он только что сказал.

– То есть он, скорее всего…

Я не могла даже произнести это вслух.

– Умрет, – закончил за меня Ашер тем же абсолютно спокойным, мягким и будничным тоном, которым он пользовался с тех пор, как вошел в домик.

Я поднялась, несмотря на то, что руки Натаниеля цеплялись за меня. Я посмотрела на Шерри, и она подошла, чтобы помочь мне освободиться. Я собиралась сказать Ашеру то, что не должен был слышать Натаниель. С другой стороны на кровать забрался Зейн, и Натаниель схватился руками за него. Его скрутила еще одна судорога. Позволяя ему со своей немалой силой сжимать их руки, Зейн и Шерри удерживали Натаниеля на кровати. Пока его колотило, леопарды смотрели на меня. Зейн и Шерри смотрели на меня. Я была их Нимир-ра, их королевой. Я должна была защитить их, а не втягивать в такое дерьмо.

Отвернувшись от их укоряющих и ждущих глаз, я потащила Ашера к двери.

– Что значит – он умрет?

– Ты видела вампиров, которые гниют и изменяют свою форму?

– Ага. И что?

– Один из таких укусил Натаниеля.

– Меня тоже кусал один такой. И Джейсона. С нами ничего подобного не было.

Я оглянулась и увидела, как Джейсон держит Натаниеля за руку, а Шерри принялась промывать раны на груди. Хотя не думаю, что перевязка могла тут помочь.

К нам подошли Джамиль и Дамиан. Мы стояли кругом и говорили, пока Натаниель кричал.

– Это один из самых редких талантов, – сказал Ашер. – Я думал, что им обладает только Морт д’Амур, Возлюбленный Смерти, член совета. Колин старательно выбрал свое послание. Порезы нанесены с расстояния, одной только силой.

– Жан-Клод не мог наносить раны на расстоянии, – сказала я.

– Нет, и никто больше не может заразить разложением от укуса. Никто в этой стране.

– Разложением, говоришь? – вмешался Джамиль. – А что это точно значит?

К нам подошла Шерри, держа в руках белые марлевые салфетки. На бледной коже ярко выделялись веснушки. Салфетки были в желто-зеленом гное.

– Вот это выходит из ран на груди, – сказала она спокойно. – Что это, черт возьми, такое?

Мы дружно посмотрели на Ашера, даже Дамиан. Но вслух это сказала я.

– Он гниет. Разлагается, хотя сам еще жив.

Ашер кивнул.

– Разложение у него в крови. Оно будет распространяться, и он будет гнить.

Я посмотрела на кровать. С Натаниелем тихо и мягко говорил Джейсон, гладя его по голове, словно успокаивал больного ребенка. Зейн смотрел на меня.