легкий ветерок менял направление и кружил меж дюн за ее маленьким желтым бунгало.

В гостиной тускло светился огонек настольной лампы. Анна устроилась в саду в небольшом металлическом кресле для пикника, пальцы ее обвивали ножку бокала с вином. Было уже за полночь, в воздухе витала прохлада — поверх пижамы она накинула толстый кардиган и натянула на ноги пару носков.

Над головой сверкали звезды. Здесь, вдали от искусственных огней лондонских окраин, казалось, их было раз в десять больше. Дух захватывало от такого зрелища. Впервые за несколько лет — а именно за три года, два месяца и шестнадцать дней — Анна чувствовала, что все еще жива. Чувствовала покой. Чистое блаженство.

Было, конечно, немного странно, учитывая весь прожитый день, но тем не менее. В жизни порой случаются забавные повороты.

Телефон лежал напротив нее на столе. Она активировала экран и взглянула на время. Может, он еще не спит? Стоит ли ей вообще пытаться? Большой палец на несколько секунд завис над телефоном. Нажать она собиралась в любом случае и теперь не знала, чего она ждет. Он всегда был на связи, когда она в нем нуждалась.

Услышав, что он взял трубку, Анна не стала утруждать себя церемониями:

— Помните, когда мы говорили о моей свекрови, вы посоветовали не реагировать?

— Да, — насторожился Броуди.

— Это был полный провал.

— Оу.

Конечно, «оу».

А еще: «О боже! Что ты наделала?» и «О чем ты думала?». Сотни раз за сегодня, покинув кафе, она задавала себе эти вопросы. Но Броуди хранил молчание, как всегда давая ей время, не торопил.

Она начала рассказ, описывая ему подробности этого нелепого дня: как хорошо все шло, она хранила спокойствие и ничего не говорила; а затем перешла к портрету Спенсера.

— Я все вглядывалась в это фото, как вдруг меня осенило — будто мячом по голове, — что именно она сотворила. Она меня стерла, Броуди! Она сама хотела, чтобы я ушла.

Вот уже несколько месяцев она пыталась осмыслить и подобрать название тому чувству, которое всегда испытывала в присутствии Гейл, — этому едва уловимому ощущению, которое всегда ее беспокоило, — чувству, что Гейл хотела держать ее при себе, но в то же время отталкивала. И вдруг все кусочки пазла встали на свои места — она поняла, с чем имеет дело.

— Она ревнует. Она обижается на меня из-за того, что Спенсер не может принадлежать ей одной. Потому что он был еще и моим, и ей трудно с этим смириться.

— Значит, вы отреагировали.

Анна закрыла лицо руками, чувствуя, как при этом воспоминании в ее теле нарастает жар.

— Да, — сдавленно ответила она сквозь пальцы, — еще как отреагировала.

И вновь Броуди не торопил. Он спокойно ждал, пока она будет готова продолжить. Она опустила руки и заговорила снова:

— Она подожгла фитиль, и я взорвалась. Я пролила кофе — на себя и на этот ее глянцевый, «вычищенный» восемь на десять снимок. За одно это она меня никогда не простит! А потом я встала и сказала, что поступила она скверно, совсем скверно, — закусив нижнюю губу, Анна ненадолго умолкла. — Ладно, возможно, назвать это словом «сказала» будет преуменьшением. Кажется, я накричала.

— В самом деле? Прямо посреди ресторана?

— Вы ведь не станете надо мной смеяться? Это совсем не смешно!

— Конечно, — ответил он, но в его голосе слышалось и кое-что еще. Ей показалось, что он едва успел подавить смешок.

— Ну и, естественно, все остальные смотрели на меня как на умалишенную — даже Скотт с Терезой, ведь они не знали и даже ни о чем не догадывались. Они поняли, что это было фото со свадьбы, не сознавая при этом, что сотворила Гейл… И почему вообще она так поступила? — Анна понимала, что перескакивает с темы на тему, начиная новую мысль, не закончив при этом предыдущую, но ей никак не удавалось унять свой мозг. — Почему? Ведь с того дня было еще столько хороших фотографий его одного.

— А как вам кажется, почему она так поступила? Что вы сами об этом думаете?

Анна уставилась на темные бугорки песчаных дюн за садом:

— Потому что она была идеальная, как она сказала. Безупречная. Гейл помешана на безупречности, на контроле, — она испустила очередной тяжелый вздох, — а меня уже так достало находиться под ее контролем. Я так больше не могу. Поэтому, когда она посмотрела на меня этим своим взглядом и сказала, что мое поведение бестактно, я просто вышла из себя.

Анна сжалась, вспоминая ошарашенные лица остальных членов семьи:

— Она знала, что делала, Броуди. Понимала, о чем я говорила. Я по глазам это видела. Но даже ради приличия не стала делать вид, будто ей стыдно. Поэтому я сказала, что она бессердечная, коварная сука и что я рада, что Спенсер умер, ведь это значит, что больше мне не придется с ней видеться.

Анна сглотнула. В тот момент она испытывала такое удовлетворение — даже восторг! — но теперь, когда она размышляла над этим, ей становилось не по себе.

— Я зашла слишком далеко, да? Это я виновата. Во всем была виновата я. Я так заработалась, что перестала соображать и говорю то, что вообще никогда говорить не следовало, тем более в действительности я даже так не считаю.

— Вы не считаете ее бессердечной, коварной сукой? — в голосе Броуди снова послышалась улыбка, но Анна не обратила на это внимания.

— А, нет. Считаю.

Тут он не выдержал и сдавленно засмеялся.

— Но мне не следовало говорить, будто я рада, что Спенсер мертв. Этому я никогда не буду рада, — она замолчала, увлекаемая более мрачными мыслями.

— Анна?

— Да, — тихо отозвалась она.

— Как вы себя сейчас чувствуете?

Анна заерзала на металлическом стуле, кутаясь в кардиган.

— Странно. Я думала, что буду расстраиваться, а я… Моментами я снова завожусь и чувствую злость, когда начинаю все вспоминать, опять прокручивать это в голове, но в душе… — она положила ладонь себе на грудь и подождала, прислушиваясь к биению под своей рукой, ровному пульсу жизни, — мне… лучше. Легче. Но вдруг это просто затишье перед бурей? Вдруг у меня просто пока не хватает энергии на что-то еще? И утром все повторится с еще большим накалом?

— Может быть, — согласился Броуди.

Судя по голосу, он вовсе не был встревожен такой перспективой, поэтому Анна смогла расслабиться и предаться приятному чувству спокойствия — пусть бы оно даже длилось недолго.

— Чем теперь собираетесь заняться?

Это был очень хороший вопрос. У нее складывалось впечатление, что отныне возможно все. Она ощущала себя скакуном на ипподроме,