Кто-то удерживает меня, придавив рукой за шею. Сквозь спутанные волосы я мельком вижу пролетающий над нами транспорт. На фоне неба высится силуэт Эванжелины. Сжав кулак, она размахивается и швыряет транспорт в гущу стада. Чудовища делают круг и снова атакуют – глаза у них бешеные, они явно под контролем Серебряной анимозы.

Я с трудом встаю, уцепившись за руку Тиберия. Фарли, в нескольких шагах от нас, стреляет с колена. Однако пули не производят никакого действия на животных, которые быстро сокращают расстояние.

Стиснув зубы, я делаю бросок и растягиваю фиолетово-белую молнию поперек их пути. Звери в ужасе встают на дыбы – они остаются животными, кто бы их ни контролировал. Некоторые пытаются прорваться. Они ревут от боли и валятся наземь, хрипя и дергаясь.

Пытаясь не обращать внимания на ужасные звуки, я вглядываюсь в полумрак. На место страха пришли инстинкты. Движения делаются сами собой, взмахи рук быстры и точны.

Сосредоточившись, я почти не замечаю ползущего ощущения тяжести, которое наваливается мне на плечи. Поначалу оно легко, его можно принять за усталость.

Но моя молния гаснет, она уже не такая яркая, как раньше, и ее не так легко контролировать. Она мигает и слабо сыплет искрами, когда я отбрасываю очередного рейдера. Он падает, но живо вскакивает и стискивает кулак, повернувшись ко мне.

Я валюсь на колени, и мое электричество гаснет. Как задутая свеча.

Не могу дышать. Не могу думать.

Не могу сражаться.

«Тишина», – кричит внутренний голос. Знакомые боль и страх наваливаются на меня, и я сгибаюсь пополам.

Мои бесполезные руки бьются о холодную землю. Я слабо хватаю воздух, едва в состоянии шевелиться, не говоря уж о том, чтобы защищаться. От страха кружится голова, перед глазами все на мгновение чернеет. Я снова ощущаю на запястьях и на лодыжках кандалы из Молчаливого камня, удерживающие меня в плену, за закрытой дверью. Приковывающие к мнимому королю, который обрек меня на медленную мучительную смерть.

Серебряный направляется ко мне, и его шаги отдаются грохотом в моих ушах.

Я слышу свист металла, когда он вытаскивает нож, намереваясь перерезать мне горло. Лезвие сверкает в темноте, отражая алое зарево пожара. Он ухмыляется; в его лице нет ни кровинки, когда он хватает меня за волосы, заставив запрокинуть голову. Я пытаюсь бороться с ним. Нужно выхватить пистолет из кобуры на бедре. Но руки не повинуются. Даже сердце как будто замедлилось. Не могу даже крикнуть.

Сочетание давящей тишины и страха сковывает меня. Я могу лишь смотреть. Лезвие касается кожи, обжигая холодом.

Серебряный скалится. Его немытая голова повязана платком. Не знаю, какого цвета ткань – если это вообще играет какую-то роль.

Прямо сейчас – какая разница?

А потом его лицо взрывается. Осколки костей и ошметки плоти летят в разные стороны. Тело по инерции валится на меня, и оглушительное ощущение электричества возвращается с той же скоростью. Ни о чем не думая, я торопливо выбираюсь из-под трупа. В моих волосах – чужая теплая кровь и обломки зубов.

Кто-то хватает меня под руку и тащит. Я не сопротивляюсь, все еще в шоке, парализованная страхом, не в состоянии делать ничего, только слабо отталкиваться ногами от земли. Фарли, стоя поодаль, смотрит в мою сторону с убийственным выражением лица; пистолет у нее еще поднят.

– Это я, – говорит низкий голос, и меня укладывают наземь в нескольких шагах от трупа. Или, точнее, позволяют мне упасть. Тиберий отступает, буквально светясь в полутьме. Он рвано дышит, оглядывая меня.

«Встань, – приказываю я себе. – Поднимайся».

Не могу. Воспоминание о Молчаливом камне так легко не отгонишь. Я медленно потираю ладони, призывая искры. Мне надо их увидеть. Надо знать, что они не пропали.

Затем я щупаю горло, и мои пальцы становятся скользкими от крови.

Тиберий молча и не моргая смотрит.

Я гляжу на него, пока принц не отворачивается. Он неохотно отступает.

Окончательно придя в себя, я понимаю, что, некоторым образом, защищена. Тиберий положил меня рядом с транспортами, соорудив из обломков нечто вроде укрытия. Монфорские солдаты перестраиваются. Среди них мелькает Дэвидсон – лицо у него в крови. Он, кажется, недоволен собой и полон ненависти к рейдерам.

Я встаю, вся дрожа, уцепившись за транспорт. Битва еще кипит, и чудовищные животные фыркают и топают, разрываясь между инстинктами и приказами своих Серебряных господ. Перед ними, как забор, возникает сетка белой молнии. Они мотают головами, испуганные до безумия. Мне знакомо это ощущение.

– Бедняжки, – бормочет Тайтон, остановившись рядом со мной.

Он смотрит на животных со странной тоской. Когда одно из них пытается атаковать, он моргает, и массивная туша валится наземь.

Рейдеры возвращаются для очередного захода, их мотоциклы рычат и мелькают среди редеющих деревьев. Эванжелина и ее кузены сражаются с другими магнетронами, борясь за власть над мотоциклами.

Прижав одну руку к груди, вцепившись ногтями в ткань, я пытаюсь ухватиться за мотоцикл, который взмывает над дорогой. Свирепым взглядом я прослеживаю линии электричества в моторе. Ощутив прилив решимости, заставляю их умереть, одну за другой. Внезапный взрыв – и тишина.

Ездок испуганно поворачивается, когда мотор отказывает. Тяжело дыша, я проделываю то же самое со следующим. И так далее. Одни останавливаются на дороге, другие опрокидываются в воздухе.

Наши солдаты набрасываются на рейдеров. У них, очевидно, приказ брать в плен, но не убивать. Сам Дэвидсон ловит одного в клетку из щитов, и рейдер бессмысленно колотится о стены своей синей тюрьмы.

Эванжелина преследует вражеского магнетрона, как на загонной охоте. Он пытается отбиваться, вращая двумя клинками, которые превращаются то в меч, то в кнут. Но она быстрее и смертоноснее. Никакие мечи не сравнятся с ее ножами, которые сыплются на противника градом; Эванжелина слишком сильна, чтобы с ней справиться. Она ничем не обязана Дэвидсону – и, в отличие от него, не знает жалости. Она рассекает рейдера на части, оставив его истекать серебряной кровью при свете звезд.

Кровь и пепел. Невысокие холмы пахнут смертью. Но я все равно глотаю мерзкий воздух, пытаясь отдышаться.

Оставшиеся рейдеры понимают, что битва проиграна, и шум их моторов начинает затихать – они пускаются наутек. Слабеет и власть анимозы; животные успокаиваются. Они разворачиваются и бросаются в лес, оставив за собой только трупы и примятые кусты.

– Это так называемые бизоны? – с трудом выговариваю я, взглянув на Дэвидсона.

Он мрачно кивает, и я сглатываю. Бизоний стейк по-прежнему лежит в моем желудке, тяжелый как камень.

Вдалеке, на дороге, вдруг вспыхивают фары. Я сжимаю кулак, готовясь к новой атаке.

Но Тайтон кладет руку мне на плечо. Он смотрит на меня пылающими глазами.