кучу сухой травы, чем на дом человека, было построено следующим образом. Сначала выложен был круг из больших камней; на нем — слой травы; потом опять ряд камней, и так до тех пор, пока стены не достигли четырех-пяти футов, при диаметре круга в восемь-девять футов. Эта круглая стена поддерживала в наклонном положении несколько жердей, верхние концы которых были соединены вместе. Жерди были сделаны из цветных стеблей агавы, называемой индейцами магей, — это особый род алоэ, встречающийся только в Америке. На жерди кладутся планки, а сверху все это покрывается стеблями грубой травы, растущей в пуне; солома поддерживается канатами, сделанными из той же травы и прикрепленными к вершине крыши. Отверстие, служащее входной дверью, завешивают бычьей кожей, которая полностью закрывает его; оно имеет не более двух футов в высоту, так что проникнуть в хижину можно только ползком.

Леон слез с лошади, немного не доехав до этого жилища. Но Гуапо заставил его тотчас же снова сесть на нее, он боялся, что мальчик не справится с собаками пуны. Собаки эти, хоть и небольшие, но страшно свирепы. Их называют собаками инков; полудикие, они невероятно злы и безобразны. Морда у них заострена, хвост поднят, шерсть длинна и груба; они с такой яростью набрасываются на чужих, что только хозяин, да и то с трудом, может защитить от них своего друга. К белым они относятся еще с большей враждебностью, чем к индейцам. Вот почему опасно подходить к этим уединенным хижинам, возле которых всегда находится три или четыре таких собаки; они очень хорошо служат жителям пуны — стерегут стада, используются и на охоте. Их часто берут для охоты на юту; так называют особый вид куропатки, живущей в болотной траве.

Гуапо осторожно приблизился к хижине и несколько раз позвал своего друга. Никто не ответил. Тогда с большим ножом в руке Гуапо подошел к двери, приподнял кожу, скрывавшую вход, и заглянул внутрь. Хижина была пуста.

6. БЫК ПУНЫ

Гуапо нисколько не опечалился, не застав хозяина. Он знал, что может располагать жилищем друга, как своим собственным, может переночевать в нем, хотя бы хозяин и не возвратился. И он вошел. Так как индеец, хозяин хижины, не был женат, то жилище его, понятно, оставалось пустым, когда он уходил к своим стадам овец и альпак. Движимое имущество его состояло только из самой необходимой домашней утвари: двух глиняных горшков, в которых он варил свою пищу, в одном — суп, а в другом — маис; кружки для воды; нескольких тыкв, разрезанных поперек на различной высоте, так что одни, более глубокие, служили чашками, другие, помельче, — тарелками. Что же касается мебели, то вы никогда не найдете ее в хижине пастуха пуны. Два камня, положенные на небольшом расстоянии один от другого, составляли очаг, на котором индеец готовил пищу; топливом служил высушенный коровий помет, называемый такья; две грязные бараньи шкуры заменяли постель. Но на стене висел мешочек, и Гуапо с удовольствием увидел, что он наполнен маками — кореньями, возделываемыми в этих высоких местностях, где не растет ни кока, ни картофель; эти коренья составляют главную пищу бедных обитателей пуны. По величине они немного больше каштанов и напоминают их по вкусу, если те сварить в молоке. Высушенные на солнце коренья сохраняются более года. Индейцы варят из них суп и едят его с поджаренным маисом. Радость Гуапо удвоилась, когда он заметил на стене другой мешок с маисом.

— Мы не будем голодать эту ночь! — воскликнул он. — Если к остаткам нашего сушеного мяса прибавить все это, ужин выйдет прекрасный. — И Гуапо быстро вышел из хижины, чтобы рассказать всем о своей находке.

Было холодно, так как местность лежала очень высоко, поэтому донна Исидора с детьми вошла в хижину; Гуапо же и дон Пабло отправились поискать какого-нибудь топлива, чтобы развести огонь. Нигде не было видно ни малейшего кустика, поэтому начали собирать сухой навоз коров, который, как мы говорили, и представляет собой обычное топливо индейцев этих мест. Вдруг Гуапо быстро выпрямился с криком ужаса: послышался рев быка, а быки пуны считаются самыми свирепыми изо всех. С горящими глазами, опущенной головой и выставленными вперед рогами животное со всех ног бежало прямо на них.

В испанских владениях в Америке быки вообще отличаются большей дикостью и свирепостью, чем в каком бы то ни было другом месте земного шара. Именно из них выбирают животных для боев. И свирепость этой породы еще более усилилась оттого, что для ее размножения берут обычно быков, побывавших уже на арене и ярость которых, следовательно, доведена до высшей степени. К тому же вакеро, то есть испано-американские пастухи, обходятся так жестоко со своими стадами, что животные почти дичают; даже коровы часто бывают у них так опасны, что их пасут не иначе, как сидя на хорошей лошади. Впрочем, замечаются разные оттенки в степени свирепости быков этих стран; в льяносах Венесуэлы и пампасах Буэнос-Айреса они значительно менее злы, чем в пунах. Быки пуны самые ужасные; завидя человека, они всегда с яростью бросаются на него, и много пеших индейцев, застигнутых этими животными, пали жертвами трагической встречи.

Гуапо и дон Пабло не имели даже простой палки для защиты; они оставили свое оружие и ножи в хижине и были теперь слишком далеко от нее, чтобы можно было добежать туда раньше, чем бык настигнет их. Что было делать при такой опасности? Ярость животного, казалось, усиливалась с каждым скачком; рев его становился все ужаснее. Он был уже не более чем в тридцати шагах от дона Пабло, как вдруг внезапная мысль мелькнула одновременно в голове как Гуапо, так и его господина. Оба мгновенно сняли с себя пончо и, держа их наготове, как это делают матадоры, стояли неподвижно, ожидая, когда животное приблизится настолько, чтобы можно было накинуть пончо ему на голову. А потом, пока бык будет сбрасывать с себя плащ, надо было бежать как можно скорее к соседней скале и вскарабкаться на нее.

Дон Пабло, на которого летел бык, привлеченный, вероятно, более ярким цветом его пончо, выполнил свой маневр с замечательной ловкостью