– Это несправедливо! – Сейфуллах хватал воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, но юркий ведущий ловко отодвинул его плечом, вытеснив со сцены.

– А теперь мы увидим кое-что действительно поразительное! – закричал он, довольный, что снова оказался в центре внимания. – Карлики-канатоходцы!

Схватив Сейфуллаха за рукав, Арлинг утащил его с арены под всеобщее ликование. Возможно, им стоило сразу представиться шутами, и тогда у них было бы больше шансов расположить к себе публику. Он, конечно, предполагал проигрыш, но не с таким размахом.

– Пойдемте отсюда, господин, это не наши зрители, – попытался пошутить Арлинг, но Сейфуллах, зайдя за кулисы, резко остановился.

– Тебе бы лучше помолчать, – огрызнулся он. – Все, что мог, ты уже сделал. Синий, черный! Идиот. Это не публика дурная, это ты плохо старался, черт побери!

– Как скажете, – послушно склонил голову Регарди. Подозрительного взгляда он больше не чувствовал, но безопасней от этого не стало.

– Подождем, пока закончат эти уроды, – произнес Аджухам, вложив в последнее слово несколько иное значение, чем просто «калека». Подойдя к лавке, которая стояла недалеко от входа, и откуда можно было наблюдать за происходящим на арене, он забрался на нее с ногами, смахнув чьи-то вещи.

– Я должен попасть на Птичьи Острова, – упрямо сказал он, словно Арлинг с ним спорил. – И сделаю для этого все возможное. А невозможное будет по твоей части. Смотри, халруджи, третья промашка, и отправишься к иману.

– Я всегда в вашем распоряжении, господин.

– Да ну? Хорошо, что напомнил. А то я что-то в последнее время запутался. Значит, главный из нас все-таки я?

– Да, господин. Можно вопрос.

– Валяй.

– Чего мы ждем?

– Я же сказал. Ждем, когда эти уроды закончат свои уродские номера.

– И… – Арлинг все еще не мог уловить хода мыслей Сейфуллаха, но их направление ему не нравилось. Также как не нравилось ему и то, что загадочный взгляд, который он чувствовал в зале, вдруг появился за кулисами. Сомнений быть не могло. Человек последовал за ними и теперь наблюдал со стороны ямы, где сидели музыканты.

– И когда они их закончат, мы узнаем, кто стал победителем этой клоунады и хозяином всей той кучи денег, которая должна была достаться нам.

Регарди все еще не понимал связи и недоуменно склонил голову.

– Дальше все просто. Подождем, пока уродец заберет свой приз, проследим за ним до темного переулка и… – Аджухам цокнул языком. – Что с тобой? Тебя вроде по голове не били, но соображаешь ты так, словно о наковальню ударился.

– Ты хочешь ограбить калеку? – недоуменно спросил халруджи, надеясь, что понял Сейфуллаха неправильно.

– Час назад ты предлагал ограбить купца, – едко произнес Аджухам. – Что тебя смущает теперь? Только подумай, зачем Человеку-гусенице или Летающей Женщине столько денег? Они их или пропьют, или отдадут хозяину, потому что большинство здешних артистов – рабы. А я найду этим деньгам достойное применение. Так что приготовься, сегодня ночью придется поработать по-настоящему. Ты что-то сказал?

– Нет, господин, – хмуро ответил Арлинг. Действительно, разницы между грабежом купца и калеки не было никакой. Были лишь халруджи и приказы, которые он должен был исполнять.

– Присядь, до конца еще долго, – Сейфуллах похлопал рядом с собой. – Посмотри лучше, что вытворяют эти карлики.

Регарди садиться не стал, но на сцену «посмотрел». Узнать карликов из их палатки было не трудно. Хозяин Арво постарался на славу. Летающие под куполом цирка маленькие тела впечатляли. Он слышал свист качелей, веревок и других цирковых снарядов, на которых гроздьями висели карлики, складывая из своих негибких по природе тел удивительные фигуры. Выходило забавно и трогательно, но артистам было нелегко. Ему казалось, что их дыхание – тяжелое, прерывистое, отчаянное – раздавалось под куполом громче беснующегося снаружи ветра. И когда стихия успела так разыграться? Песчинки настойчиво скребли по ткани, предупреждая, что в такую погоду лучше иметь крышу над головой. Судя по набившемуся в цирк народу, здесь собралась едва ли не вся Самрия.

Переведя внимание на арену, Арлинг отметил, что над сценой натягивали канат. Воздух играл им, словно большой струной, издавая странные, не поддающиеся описанию звуки. Веревка протянулась на расстоянии не меньше двадцати салей от арены. Если упасть, можно разбиться насмерть, но был риск и остаться в живых, превратившись в еще большего калеку. Арлинг предпочел бы мгновенную смерть, однако для этого канат нужно было перевесить гораздо выше.

Вместе с канатом над ареной закрепили еще один предмет. Судя по запаху, он был деревянным, а шелест обтекавшего его сквозняка подсказывал, что он круглый и громоздкий – не меньше человеческого роста в диаметре. Регарди долго гадал, пока не различил, что с предметом к куполу подняли человека, вернее, женщину. Ее запах доносился слабо, но он все равно узнал лилипутку, которая хотела сбежать из цирка. Ту самую, которую звали Магдой.

Сосредоточившись, халруджи понял, что ее привязали к круглой доске, подвесив под самым куполом цирка. Там было темно, и лишь блестящий костюм артистки мерцал в отсветах зеркальных факелов. Арлинг чувствовал крошечные блики, падающие на цирковые турникеты, веревки и крепления, словно находился на расстоянии вытянутой руки от дрожащего тела лилипутки.

Он не принимал ясного корня, но все чувства обострились так, будто он вылил на себя бочку чудодейственного отвара. По мере того, как в зале становилось тише, нехорошее предчувствие усилилось. Вспомнив разговор лилипутки с карликом, Арлинг догадался о том, что должно было сейчас произойти. И догадка ему не понравилась.

Тем временем, карлики спустились с качелей и приблизились к канату. Пьяная от куража публика замерла. Лилипутка на круглой доске под куполом тяжело дышала. Веревки резали руки, высота пугала, сердце билось, словно пойманная птица.

Регарди хорошо представлял, что видели глаза маленькой женщины по имени Магда. Пустота купола была бесконечной и необъятной. Луч зеркального факела, который словно заходящее солнце, повис на ребре циркового шатра, выхватывал из тьмы горстку суетящихся на канате карликов. Они забирались друг другу на плечи, выстраиваясь пирамидой, которая опасно раскачивалась из стороны в сторону. А еще ниже карликов расползалось пятно далекой арены в окружении полутемного ореола зрительских рядов. Любопытные лица повернуты вверх, желто-розовые блики, плавающие в полумраке. Им никогда не понять, как там – наверху.

– Не бойся, Магда, – прошептал халруджи. – Карло не промахнется.

Но лилипутка боялась. Ее трясло от страха, и это было плохо. Арлинг слышал, как шатался и раскачивался деревянный круг от гулявшего под куполом сквозняка. Попасть в такую мишень, не задев висящего на ней испуганного человека, будет трудно.

Регарди слышал, как под тяжестью шести маленьких тел протяжно скрипел канат, чувствовал тяжелое дыхание нижнего карлика, который стоял на канате, удерживая равновесие с помощью шеста. На его плечах балансировало двое маленьких людей, а на их плечах – еще трое. Уродцы показывали чудеса эквилибристики. С них ручьем катил пот, и его капли разбивались о сцену, словно градины первого весеннего шторма. Арлингу казалось, что этот звук заглушал музыкантов, рев толпы, крики ведущего и даже свист ветра.