Как мы помним, «превращение войны империалистической в войну гражданскую» являлось лишь призывом использовать вызванный войной кризис для свержения европейских монархий. То есть по-новому взглянуть на войну «внешнюю», превратить ее во внутриполитическую проблему, обратить кризис экономики и власти против самих виновников этого кризиса — развязавших войну правительств.

Можно рассуждать о том, насколько утопична была идея одновременной революции в основных воюющих странах (ниже мы рассмотрим этот вопрос подробнее), но очевидно, что слова о «гражданской войне» в этом контексте означали только и исключительно призыв к революции. Которая, следуя логике Ленина, вела бы к прекращению империалистической войны.

За век, минувший с революционного 1917 года, многие термины поменяли свое значение, обросли новыми смыслами. Сегодня, когда речь заходит о гражданской войне, перед нашим мысленным взором встает образ реально произошедших в нашей стране событий 1918–1922 годов. Но Ленин видел за этими словами совершенно иные смыслы. И если проанализировать слова лидера большевиков по этому вопросу вплоть до 1918 года, становится понятно, что он говорил вовсе не о разных государственностях на одной территории и не о распаде армии на две половины, и уж тем более не о появлении силы, сравнимой с армией — такой силы у большевиков на тот момент просто не было. Он говорил о социально-политическом (гражданском) конфликте, ведущем к смене строя. То есть ближайшим аналогом ленинскому термину «гражданская война» будет современное значение слова «революция».

Не меньшая путаница связана и с понятием диктатуры пролетариата. Популярный в сети интернет-ресурс «энциклопедического» типа утверждает: «Советское государство официально именовало себя диктатурой после Октябрьской революции 1917 года». Действительно, Большая советская энциклопедия (БСЭ) говорит: «Советская республика явилась государственной формой диктатуры пролетариата». Правда, добавляет при этом, что она являлась «формой социалистической государственности, высшим типом демократии». Можно отмахнуться от последнего предложения, списав его на «обычную советскую казуистику», «когда черное называли белым и наоборот». Так сегодня обычно и поступают — всегда проще вспомнить Оруэлла с его «двоемыслием», чем задуматься и признать собственное слабое знание вопроса.

В итоге пресса и литература легко трансформируют смыслы, ведут речь уже о просто «диктатуре» — понятии, наполненном негативными коннотациями, противоположности «демократии». Так формируются полюса восприятия, противопоставляется «все хорошее», что подразумевает демократия, «всему плохому», что вложено в представление о диктатуре.

Во-первых, конечно, никакой демократии в современном понимании на 1917 год просто не существовало. Например, женщины получили избирательные права в Англии в 1918 году (ограниченные), в США в 1920, во Франции — в 1944, в Италии — в 1945, в Швейцарии в 1971 году. Только в 1928 году в Англии был окончательно отменен имущественный ценз. Во многих странах существовал сословный ценз или иные ограничения. Значительные слои населения были лишены элементарных прав, сегодня воспринимаемых как неотъемлемые.

Во-вторых, и само понятие диктатуры пролетариата имело мало общего с «просто диктатурой». Можно отмахиваться от фактов, не к месту вспоминая Оруэлла, а можно задуматься над смыслом, который вкладывался в начале XX века в такие, например, понятия, как «революционная демократия». Напомним, что в марте 1917 года большевики под руководством Шляпникова в дискуссиях о власти призывали «взять дело управления страной в руки революционной демократии (выд. — Д.Л.) путем выделения Временного революционного правительства из состава большинства Совета». Именно это и произошло в октябре 1917 года — но уже под названием «диктатуры пролетариата». В качестве синонима к этому понятию часто использовался термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства».

Предки были явно не глупее нас, и если сегодня мы видим в «демократической диктатуре» очевидный оксюморон, а 100 лет назад это понятие имело широкое хождение в политических кругах, стоит задуматься, не изменился ли со временем смысл этой фразы, попытаться понять, какое значение вкладывали в нее политики прошлого.

В работах Маркса условием строительства коммунизма называлось «завоевание рабочим классом политической власти». Именно так определялась диктатура пролетариата в программе РСДРП. И именно к диктатуре пролетариата стремились в конечном счете российские (и зарубежные) социал-демократы.

Исходя из марксистского подхода, по мере развития капитализма классовое разделение общества будет оформляться все четче, все более резким будет разделение на пролетариат и буржуазию. Если неизбежная борьба этих двух классов завершится победой пролетариата, то класс, представляющий большинство населения, возьмет политическую власть в свои руки, осуществит классовую диктатуру, диктатуру трудящихся над угнетателями — диктатуру пролетариата. При этом от власти будет отстранено правящее ране меньшинство — буржуазия, т. е. свергнута будет классовая диктатура буржуазии.

Как уже отмечалось выше, «демократии» в современном понимании к 1917 году просто не существовало. Говоря о «революционной демократии», Шляпников, опираясь на выводы Ленина, подразумевал восставший (революционный) народ. Именно он, согласно представлениям большевиков, должен был взять власть в свои руки через сформированные им демократические, реально избранные органы — Советы. Потому правительство должно было быть выделено «из состава большинства Совета».

Конкретизацией этого тезиса являлась «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», то есть союза двух революционных классов, осуществляющих революцию и приходящих на ее волне к власти. Республика Советов, таким образом, являлась государственным выражением «диктатуры пролетариата и крестьянства», или «диктатуры пролетариата» — но уже не в классовом значении (в условиях русской революции оно терялось) а в значении «диктатуры всех трудящихся».

Причем политически такая диктатура ни в коем случае не отрицает демократии. Советы для своего времени были самыми передовыми демократическими органами власти в мире. А вот с классовой точки зрения власть Советов означала главенство одного класса, или «диктатуру» этого класса.

В противоположность большевикам, «соглашатели» полагали, что закономерным завершением революции будет создание буржуазного правительства. Они, выражаясь в терминах марксизма, готовили «диктатуру буржуазии» — с классовой точки зрения, или буржуазную республику — с политической.