– Выписывайте чек, леди. Итак, кого мы будем убивать?

* * *

Вернувшись в номер, Пэл долго не вылезала из душа, затем завернулась в халат и налила в стакан присланный из ресторана шотландский виски. О коньяке не хотелось даже думать. Выпила, ничего не почувствовав, потом еще, еще…

Тетя Мири сидела тихая, курила сигарету за сигаретой. От виски отказалась, как и от ужина. Леди Палладию успокаивало лишь одно – родственница ничего не слышала, ни единого слова. Но и того, что видела, хватило.

Наконец, тетя Мири, не выдержала.

– Наплюй ты на этого мерзавца, мелкая! Подведет и ладно, найдем кого-нибудь поприличнее. У всех шпионов случаются неудачи.

Пэл плеснула виски в стакан, походя очень удивившись, отчего их на столике целых два.

– Не подведет, тетя. Этого я и боюсь.

2

…Надергали щепок из ящика, развели костерок, чтобы мертвецов с равелина отпугнуть, закурили. Кто-то запасливый снял с пояса флягу, по кругу пустил. Говорили мало, да считай и не о чем. Гарнизонная жизнь за день надоела, а в мире, как на Западном фронте – без перемен. Год назад Европу трясло, подпаливало огоньком, но с тех пор все утряслось. А о чем еще? В России Сталин коммунистов стреляет так, что дым идет? Вроде и не новость.

Лонжа, отпив полглотка, передал флягу дальше. Если это подполье, то Рейху бояться нечего – как и самим подпольщикам. Неуловимы они, словно ковбой из американского анекдота. Приняли резолюцию, перешли к очередным делам.

Ошибся.

– Товарищи! – дезертир Кассель встал с ящика. – Партийная ячейка КПГ выносит на рассмотрение вопрос о подготовке вооруженного восстания в крепости Горгау и Новом форте.

Сказал – услышали. Отвечать, однако, не спешили. В прошлый раз разговор шел о побегах. Постановили: избегать без крайней надобности. Не оттого, что всем прочим за беглеца достанется, а по причине полной бесполезности. Некуда! Горгау – аккурат посреди Рейха, хоть столб географический вколачивай. Поймают и вернут, но уже не в крепость, прямиком в форт.

Восстание?

Дезертир Кассель, уловив настроение, отступать, однако, не пожелал.

– Партийная ячейка считает, что повод для восстания налицо. Химические снаряды! О них только и шепчутся, офицеры деморализованы, допускают нелояльные высказывания. Такие настроения можно и нужно использовать. Всех поднять не сумеем, но полсотни товарищей с оружием могут всех прочих в казармах запереть, захватить оружие и напасть на Новый форт. А это сотни бойцов, товарищи!..

– Какие сотни? – не утерпел кто-то из «черных». – В форте двести с небольшим заключенных, у большинства срок до года, максимум до двух. Кто станет головой рисковать? А главное, дальше-то что? Жертвоприношение во имя Коминтерна?

Теперь уже зашумели. Кто-то вспомнил Бёргамор и отважного камрада Харальда Пейпера, а потом и до Лонжи очередь дошла.

– Вот камрад Рихтер, – вскочил один из «красных». – Он целую роту взбунтовал! Пусть скажет!..

Лонжа вспомнил редкий строй уцелевших, последние патроны, и спор, перед тем, как во все стороны разбежаться. Если бы им чуть меньше везло! И если бы не Агнешка!..

Улыбнулся. Освещенная софитами сцена, девушка в сером платье…

– Лонжа! Камрад!..

Вставать не хотелось, но он все-таки поднялся, поглядел в сырую темноту. Мертвецкий час наступил…

– Надо спросить товарищей из Нового форта. Если согласятся, тогда и будем думать.

И внезапно добавил совсем не к месту, всех удивив:

– Парижские каштаны, арабский кофе.

О чем дальше спорили, почти не слушал. Не в первый раз! И в Губертсгофе обсуждали, и после. Взбунтовать людей можно, но это не шахматы, где фигуры подставляют под удар. А про кофе и каштаны мысль не отпускала. Харальд Пейпер так и сказал: «На крайний случай, самый крайний. Услышат и передадут».

Случай крайний. Услышали. Но пока не отозвались.

* * *

Глушитель и масляный бак пришлось снимать и монтировать заново. Год назад, при очередной попытке реанимировать «Марка» их заменили, но Лонжа решил перестраховаться. За несколько пачек сигарет из секретного фонда соседи-механики подсобили, помогли довести до ума, пусть и без всякой охоты. В то, что танк воскреснет, не верил никто. Неудивительно! Внутри все, считай, в порядке, хоть комиссию приводи, и снаружи уставная красота. Только без двигателя никуда не уедешь. К сожалению, Foster-Daimler умер. Два раза Лонжа его останки перебирал, а потом махнул рукой.

Бесполезно!

Без двигателя в танке просторно и уютно. Пользуясь тем, что люк закрыт, Лонжа расстелил брезент и прилег, подложив под голову пилотку. Еще пару дней, и господин комендант, спохватившись, погонит в наряд. Но не это огорчало. Так и не ставший командиром взвода Август Виттельсбах уже успел все продумать. Над стариком «Марком» смеются, но пули броню не возьмут, а вместо сгинувшей неведомо куда пушки «Гочкис» можно приспособить пулемет MG 34. Тогда и о восстании можно поговорить. Крепостные ворота он взял бы на себя.

Но мотора не было, на его месте лежал он сам, мечты оставались мечтами. И когда постучали в люк, Лонжа даже обрадовался. Зовут и ладно, пора возвращаться в реальный мир. Вот только кто зовет? На обед рано, значит, начальство явилось – или Домучика бесы принесли.

– Рихтер?

Не узнал. Даже когда из люка вылез и присмотрелся. Парень его лет, высокий, плечи вразлет, под шинелью – «старая соль», лицо же знакомое, но очень смутно.

Гость усмехнулся и внезапно рыкнул:

– Га-а-азы-ы-ы!

И сразу все вспомнилось – вместе под землею были. Он при Скальпеле, парень же при лейтенанте, прибор на себе волок.

Сообразив, что узнан, «химик» стал серьезен.

– А ну-ка повтори, камрад, чего это ты про каштаны с пивом говорил?

Лонжа невольно улыбнулся. Услышали!

– Парижские каштаны, арабский кофе. Отзыв?

– Медь и сахар, камрад. А отчего так, в толк не возьму.

Специальный представитель штаба Германского сопротивления развел руками. Не объяснять же связному, что они обсуждали с камрадом Пейпером заварку кофе в медной турецкой джезве!

– Сможете передать письмо?

Парень даже обиделся.

– Так точно! У нас все работает, камрад, мы же не компартия какая! Через два дня – у начальника штаба.

* * *

Если бы вся контрразведка Рейха окружила старый танк, с целью застать его экипаж in loco delicti, подползла бы на брюхе, пачкая служебные мундиры, а потом ворвалась через все люки сразу, тряся кандалами, ждал бы контрразведку полный афронт. Еще бы извиняться пришлось. Герфрайтер П. Рихтер, пристроив недавно купленный в гарнизонной лавке блокнот на коленях, строку за строкой переносил на бумагу бессмертного «Фауста» Иоганна Вольфганга Гете.