Люк двинулся на звук, к восточному краю холма, где они решили держать последнюю оборону. А может, встреча с ним обернется жертвоприношением. Оно заберет с вершины их трепещущие тела, стремительно набросившись с той радостью и возбуждением, которые бывают у хищников от запаха теплой плоти и фонтанирующей соленой крови.

Люк представил себе пригнувшуюся к земле, мускулистую тьму. Крадущуюся в тенях, с легкостью обходя препятствия. Те самые препятствия, которые хлестали их по ногам и мешали идти. Оно просто обходило их, способное проскользнуть сквозь любой естественный барьер. Каждая пядь земли, наверное, была давно знакома его ноздрям и языку.

Зажав в руке нож, Люк сказал себе, что у него будет один удар, и он должен нанести его быстро. Молниеносно. Быстрее пули. Именно в тот момент, когда оно выскочит, чтобы вцепиться в горло или распороть грудь. Один удар – один шанс.

Приблизившись к краю холма, Люк опустился на корточки и поднял левую руку, как делают полицейские-кинологи. Занесенная для удара рука побелела от напряжения.

Потом он, не задумываясь, развернулся и бросился назад, туда, где сидел и наблюдал за ним Дом. Бросился большими прыжками, не глядя под ноги. Бросился со всех ног к Дому и палатке, держа нож наизготовку.

Волосы на затылке встали дыбом, в ушах зазвенело, в груди похолодело. Как он и предчувствовал, оно зашло с тыла. Быстро и тихо, выманив из лагеря одного из них.

Позади палатки посыпался гравий. Раздался звук, похожий на храп вола, а потом Люк заметил темную фигуру, метнувшуюся вниз и растворившуюся в темноте, как скользящая тень от тучи. Стоя между елью и провисшей палаткой, он дорисовал в воображении образ чего-то длинного, черного, проворного и текучего как вода. Оно исчезло под южным склоном холма.

Люк перестал метаться и бросился, спотыкаясь о покрытые лишайником валуны, за палатку. С силой выдохнул воздух, издав при этом крик, когда окунулся в звериные миазмы, оставленные существом. Он оказался в том самом месте, где оно только что было. Тянулось оттуда, чтобы схватить Дома, сидевшего перед палаткой и глядевшего в другую сторону. Зашло с подветренной стороны.

– Умный ублюдок.

Именно поэтому Дом не почувствовал ни тяжелый запах, исходящий от сырой и грязной шкуры, ни горячий мясной смрад дыхания, вырывающегося из огромной пасти, ни скотское зловоние воздуха, выдыхаемого широкими ноздрями.

Стоя на краю холма, Люк посмотрел вниз, на дальнюю южную границу леса. Ничего. Ни малейших следов.

– Что? Где оно? – прошептал Дом. Его голос был напряженный и высокий до неузнаваемости.

– Ушло. Туда, вниз. – Люк бросил взгляд через плечо в сторону палатки. – Смотри перед собой!

– Что?

– Перед собой! – Люк быстро вернулся туда, где сидел испуганно уставившийся на него Дом.

Осмотрел скалистую вершину холма, потом ее края с запада и с севера. Ничего.

Покачал головой и наклонился вперед, уперев руки в бедра и глотая темный воздух.

– Боже.

– Что? Где оно?

Люк посмотрел на Дома.

– Оно отвлекло меня. Заставило пойти на звуки. Но появилось не оттуда, а зашло со спины, когда ты смотрел в другую сторону. Оно было за палаткой.

– Нет.

Люк кивнул.

– Я внезапно понял, что этот ублюдок хочет сделать. Он зашел сзади, с южной стороны. К тебе со спины.

– Черт. – Дом с трудом поднялся на ноги, опершись на костыль. – За палаткой? Ты видел его?

Они пристально посмотрели друг другу в глаза. Люк покачал головой.

– Но, похоже, оно большое.

41

– Оно снова было рядом. Ты слышал?

Но когда Люк повернул голову к Дому, глаза у того были закрыты. Он спал мучительным и беспокойным сном, другого этот лес не мог позволить человеку.

Люк потряс Дома за плечо.

Дом медленно открыл глаза.

– Я уснул? – спросил он глухим невнятным голосом.

– Иди спать первым, – тихо сказал Люк и посветил фонариком в проход палатки. Было пол-одиннадцатого. Первый из восьми часов темноты прошел.

Сев спина к спине у входа в палатку, они укрылись спальными мешками будто одеялами и стали смотреть, как меркнет последний свет. У каждого в руках был фонарик и нож.

Идти вдвоем в палатку означало верную смерть. Они должны спать по очереди. Люк предложил это раньше, но Дом отказался от идеи попасть в ловушку внутри палатки, без возможности кругового обзора. Вместо этого он предпочел не ложиться спать, всю ночь бодрствовать и нести дежурство.

– Я не буду спать, – сказал Люк. – Иди первым. Ты должен поспать, Дом. Я подежурю до полуночи. Нам не нужно, чтобы ты уснул прямо здесь.

Но Дом продолжал сидеть рядом с палаткой, прижавшись плечом к спине Люка. Луч фонарика прыгал по скалистой вершине с его стороны.

– Извини. Я больше не усну. Обещаю.

Еще один час прошел без происшествий.

Люк вздрогнул. Голова была пустой. Он продолжал держать свой фонарик направленным во тьму. Свет от него стал слабым и неясным. Скоро придется воспользоваться запасным фонариком Фила. Но его тело было закутано в успокаивающее тепло зимнего спального мешка, и ему не хотелось двигаться. Не сейчас. Впервые за день он почувствовал что-то вроде удобства.

Дом храпел. Снова уснул рядом с ним.

Люка тоже тянуло в сон. Несмотря на угрозу смерти, он начал клевать носом, но потом резко проснулся, похолодев от страха и крепче сжав фонарик.

Без сна можно было и не думать о завтрашнем походе через тьму лесного царства. Каждый мускул истощенного тела ныл, позвоночник превратился в сплошной столб боли. Можно разбудить Дома, чтобы тот подежурил, пока он вздремнет часок. Но Люк не был уверен, что тот не заснет. Дому требовалось больше сна, чем ему: колену необходим отдых. Каждая минута сна, обеспеченная Дому, увеличивала их шансы на спасение. На следующий день Дом будет внимательнее, пока он начнет прокладывать путь из этого древнего ада.

Люк обустроил свое место и встал на колени внутри спального мешка. Дом всем весом упирался ему в ребра. Конечно, не заснуть, стоя на коленях. Дрожа от холода, он потянулся и поднял у Дома с коленей фонарик. Потом поднял оба фонарика на уровне пояса и направил бледные лучи в противоположные стороны от того места, где они сидели перед сморщенной палаткой.

Так он просидел без движения двадцать минут. Потом еще пятнадцать. Прошел час. Ритмичное дыхание товарища убаюкивало. Насколько важна была для Дома каждая секунда сна…

Люк резко открыл глаза, почувствовав, что на секунду их закрыл. Он знал, что они на этом холме не одни.

Пока он проваливался от истощения в манящую, успокаивающую кому, какая-то его часть оставалась бдительной. Некогда забытый, но теперь активированный и тщательно отстроенный участок мозга, который иногда будил его, если в квартире раздавался звук, превышающий по громкости мышиную возню, скрип балки или вибрацию трубы в стене. Та его часть, которая отвечала за противоестественные ночные звуки, мгновенно оживила мозг без всякой зевоты и оцепенения, свойственных обычному пробуждению.