– Может, Фезер отправилась на разведку, – произнес Пьер. – Проверить, нельзя ли разрушить стену из камней в противоположном конце коридора. Или осматривает один из тех боковых туннелей – вдруг мы что-то упустили из вида. Ушла слишком далеко – они ведь длинные, – поэтому и не слышит, как мы ее зовем.

Я поразмышлял над его словами.

– С первым вариантом я, пожалуй, согласен. Но боковые туннели? Ты сам бы туда пошел? В одиночку?

– Ну да, если необходимо.

– А если такой необходимости нет? И у тебя с собой лишь фонарик с подсаженными батарейками, который может погаснуть в любой момент?

– Тогда навряд ли.

– Можно использовать в качестве фонарика телефон, – вставил Кен.

– Но у Фезер его нет, – возразила Молли. – Он остался в ее рюкзаке, а рюкзак у нас.

– В любом случае, – вздохнул я, – не верю я, что она в туннеле. А если бы ушла в противоположный конец коридора, то уже давно бы отозвалась.

– Где же она тогда? – спросила Молли.

Она уже некоторое время почесывала руку, и я решил, что это, вероятно, на нервной почве.

Я еще раз, очень громко, позвал Фезер. Все внимательно прислушались – но ответом нам по-прежнему была тишина.

– Кто последним с ней разговаривал? – поинтересовалась вдруг Молли.

– Я. Потом она заснула, – сказал я.

– С чего ты это взял?

– С того, что она перестала мне отвечать.

Молли уставилась на меня.

– Чего ты так смотришь? Что, скажи на милость, с ней еще могло случиться?

Она пожала плечами.

– Нет, Молл, ты сама подумай. Об этом месте ни одна живая душа не знает! Что, по-твоему, могло угрожать Фезер?

– Нолан, угомонись, – приказал Кен.

Я сделал глубокий вдох – и только после этого понял, что устроил настоящую истерику.

– Простите меня.

Молли тряхнула головой и улыбнулась: ничего страшного. Вот только сам я так не считал. В этот момент в коридор вошла Джемма и направилась к нам. Мы дружно повернулись к ней, не зная, как сообщить последние новости.

– Что такое? – вскинулась она. – Господи ты боже мой, ну сколько можно? Да, я только что сходила в туалет. Женщины тоже ходят по большому, ясно вам? Смиритесь!

– Фезер исчезла, – пробормотала Молли.

– Ой.

Вернувшись в зал, мы, словно действуя по какому-то негласному соглашению, принялись говорить о хорошем. Пьер высказал предположение, что Фезер либо отправилась за помощью вместе с Диланом, либо дала ему необходимые указания и скоро вернется. И остальные единодушно согласились со второй версией. А поскольку Фезер действительно ушла очень рано, стало быть, ждать осталось совсем недолго. Мы обсуждали это спокойно и уверенно, даже оживленно. Все отлично. Никто не паникует. Ничуть.

Все откусили по кусочку от своих сэндвичей. Кен предложил мне свой, но я отрицательно мотнул головой:

– Никаких перекусов до обеда. Боюсь аппетит испортить. Прибереги его для меня.

Внезапно я почувствовал, как что-то укололо меня в левую руку. Я дернулся и машинально шлепнул по месту укола правой ладонью. Когда я поднял ладонь, под ней краснело пятнышко крови.

– Комар.

– И какого лешего ему здесь делать?

– Комары вездесущи, друг мой.

– Нет, я серьезно: что ему здесь делать? Ему же до вчерашнего дня жрать было нечего.

– Залетел через шахту. Может, кто-то на своей одежде его принес. Или здесь есть какая-нибудь крошечная щель.

– Какая щель, Нолан? Отсюда в любую сторону – скала толщиной в четверть мили, как минимум.

– Кен, я не знаю. Да и какая разница – он все равно уже сдох.

– А я видел жука, – поделился Пьер. – Ночью. Я долго не мог уснуть и решил проверить, который час. Включил телефон, а на экране сидел какой-то жук.

– Типа комара?

– Нет, это был маленький жук.

Я повернулся к Джемме:

– Ты из нас самая умная. Чем питаются жуки?

– Не знаю. Листьями. Мелкими насекомыми. Кормом для жуков.

Кен воззрился на меня:

– Твои соображения?

– Не могу ничего утверждать наверняка, – ответил я, почесывая затылок, – но вчера Пьер показал мне вон в том коридоре одну комнату, в которой очень скверно пахнет. Даже воняет, откровенно говоря.

– А я с вами не пошел. Как обидно.

– Мы не успели толком ее осмотреть, потому что услышали ваши крики. Но если подумать: откуда там взялся такой запах?

– Какой именно?

– Сухой, затхлый, с нотками мертвечины.

– По описанию напоминает мерло.

– По мне, так это чистая органика. Постойте-ка… а вдруг там что-то гниет? Или уже давно сгнило, но запах не выветрился, потому что ветра здесь не бывает? Растения, возможно, или… или какое-нибудь мелкое животное?

– То есть, следуя твоей логике, если там гниет животное, то оно должно было как-то туда попасть?

– Совершенно верно. И я в жизни не поверю, что оно могло вскарабкаться сюда так же, как и мы, через шахту.

– А могло оно проникнуть сюда через выход, замурованный Кинкейдом? И как долго запах сохраняется в замкнутом пространстве?

– Понятия не имею. Но Кинкейд упоминал некое помещение, где стоял отвратительный запах. Это было сто лет назад. Столько ни один запах не продержится. А еще он говорил, что из-за вони и непроглядной темноты им так и не удалось исследовать ту комнату.

– И ты надеешься, что в ее глубинах скрыта еще одна шахта, в которую время от времени падает какой-нибудь зазевавшийся койот и по которой мы сможем выбраться наружу?

– Пока других идей у меня нет. А у тебя?

Мы оставили Пьеру с Джеммой телефоны, наказали тут же, как только вернется Фезер, бежать к нам сломя голову, взяли самый большой фонарик и отправились в тот самый коридор.

– Мать моя! – выдохнула Молли, едва мы переступили порог комнаты. – Ты был прав! Ну и вонь!

– А мне нравится, – сказал Кен.

– Это потому что ты извращенец.

– Ну что же, не стану спорить.

Молли, стоявшая между нами, водила фонариком из стороны в сторону. Комната представляла собой вытянутый правильный прямоугольник, как и зал с исписанной символами стеной, только здесь никаких надписей не было.

Мы продвигались вперед очень медленно, пытаясь хоть немного привыкнуть к весьма специфическому запаху. Несмотря на то что он был довольно слабым, в нем чувствовалось нечто исключительно мерзкое. Он буквально окутывал нас с ног до головы, вкрадчиво, неумолимо, и с каждым шагом становился все плотнее и насыщеннее. Пришлось дышать ртом, но особого облегчения это не принесло, и уже через минуту возникло ощущение, будто на языке осела какая-то дрянь.