— Фьюлаг, братство, запрещало это, а я серьезно относился к своим клятвам.

— А что это было за братство? — спросил я, надеясь узнать что-то о загадочном его прошлом, о котором этот старый воин никогда не рассказывал.

Но Транд сказал только:

— То было величайшее из всех фьюлаг, по крайней мере, в то время. Оно было на вершине своей славы. Но теперь оно сильно ослабело. Мало кто поверит, как велико оно было, когда им восхищались по всем северным землям.

В подобных случаях у меня появлялось ощущение, что Тренд понимает — вера, которой он придерживается, и которой он научил меня, находится на излете, что время ее подходит к концу.

— Значит, ты думаешь, что Рагнарек — великий день расплаты, близок? — спросил я.

— Вроде мы еще не слышали, чтобы Хеймдалль, дозорный богов, протрубил в Гьяллахорн, объявляя о приближении несметных сил пагубы, — ответил он. — Боюсь, однако, что даже Хеймдалль при всей его настороженности может проглядеть опасность. Слух у него так остер, что он может слышать, как растет трава, и он столь зорок, что видит на сотни лиг в любую сторону и днем и ночью, но он не понимает, что настоящая пагуба нередко подкрадывается, изменив облик. Приспешники Белого Христа могут оказаться вестниками пагубы столь же сокрушительной, как все великаны, тролли и прочие, пришествие которых предсказано издревле.

— И с этим ничего нельзя сделать? — спросил я.

— Судьбу невозможно подчинить, и против натуры нельзя устоять, — ответил он. — Сначала я думал, что у христиан и приверженцев исконной веры достаточно общего, что они могут сосуществовать. И мы, и они верим, что человечество произошло от одного мужчины и одной женщины. Для христиан это Адам и Ева, для нас это Аск и Эмбла, которых оживил Один. Получается, насчет происхождения людей у нас нет разногласий, зато, когда дело доходит до жизни после смерти, тут мы расходимся. Христиане называют нас неверующими и грязными язычниками, потому что мы едим конину и приносим в жертву животных. По мне гораздо хуже вырыть яму и бросить в землю на съедение червям тело воина, чтобы оно превратился в слизь. Как могут они так поступать? Воин заслуживает погребального костра, который пошлет его дух в Валгаллу — пировать, пока он не присоединится к защитникам в день Рагнарек. Все больше и больше воинов принимает веру в Белого Христа, и, боюсь, грустный вид будет иметь обедненное войско, которое последует за Одином, Фрейром и Тором в той великой битве.

Все это лето и осень до меня доходили вести о моем названом брате Греттире. Его деяния были главной темой разговоров среди хуторян в округе. Когда бы я ни пришел к моему тестю Аудуну с отчетом о моих успехах по хозяйству, всякий раз меня угощали свежими рассказами о деяниях Греттира. Эти сплетни делали мои посещения Аудуна выносимыми, ибо я скучал по своему названому брату, хотя и всячески старался не обнаружить, что знаю этого «проклятого изгоя»; как называл его Аудун. Я узнал, что Греттир смог навестить свою мать, не встревожив никого из домочадцев. Он пришел к ней, когда стемнело, подкравшись по узкой лощине к боковой двери дома, откуда по темному проходу добрался до комнаты, где спала его мать. Материнское сердце ей подсказало, кто это вторгся к ней в темноте, и она поздоровалась с ним и рассказала печальные подробности о том, как его старшего брата, Атли, убил Торбьерн Бычья Сила со своими дружками. Греттир прятался в доме матери до тех пор, пока не убедился, что Торбьерн остался на своем хуторе один, только с работниками.

— И знаешь, что сделал этот негодяй Греттир? — сказал Аудун, фыркая от возмущения. — Среди бела дня он подъехал прямо к дому, со шлемом на голове, с длинным копьем в руке и с этим своим необыкновенным мечом на поясе. Бычья Сила со своим сыном работали на покосе, сгребали сено в копны, а тут он подходит. Они сразу же узнали его и поняли, зачем он приехал. К счастью, они прихватили с собой на луг оружие, и вот Торбьерн и его малый придумали, как, по их мнению, следует защищаться. Бычья Сила встретит Греттира лицом к лицу, чтобы отвлечь его, а сын, вооруженный секирой, зайдет сзади и ударит изгоя в спину.

— И у них получилось?

Тесть удовлетворенно хрюкнул как рассказчик, который знает, что держит слушателей в напряжении.

— Почти, — сказал он. — Какая-то служанка все это видела. Она видела, как Греттир остановился, сел на землю и стал делать что-то с рожном копья. Видно, он снимал чеку, которая удерживает рожон на древке. Чтобы, если он промахнется, Бычья Сила, вытащив копье из земли, не воспользовался им против него. И вот Греттир бросает копье в Торбьерна, а рожон-то возьми да слети раньше времени, и копье пролетает мимо, не причинив вреда. Тут Греттир остается с одним только мечом да маленьким щитом против взрослого мужчины и малого. А Торбьерна не зря прозвали Бычьей Силой, так что по всему выходит, что теперь преимущество не на стороне Греттира.

— Я слыхал, что Греттир не из тех, кто отступает перед дракой, — сказал я.

— Он и не отступил. Греттир подходит к Бычьей Силе, и начинают они кружить друг против друга с мечами в руках. Тут парень торнбьернов видит, что есть у него возможность зайти за спину Греттиру и ударить его секирой. Он уже изготовился, когда Греттир замахнулся, чтобы рубануть Бычью Силу и краем глаза заметил паренька. И вот вместо того, чтобы ударить вперед, он продлил замах и ударил обухом меча пареньку в голову. Тут голова малого раскололась, как репа. Тем временем его отец увидел, что Греттир открылся, и ринулся вперед, но Греттир отбил удар меча щитом и ответил ударом. Этот Греттир такой силач, что меч, пробив щит, словно тот из соломы, опустился на шею Торбьерна. Тот и умер на месте. А Греттир вернулся в дом своей матери и сообщил, что отомстил за смерть ее старшего сына. Та очень обрадовалась и сказала Греттиру, что он достойный член ее семьи, но что лучше ему поостеречься, потому что люди Бычьей Силы попытаются отомстить.

— А где теперь Греттир? — спросил я, стараясь не выказывать чрезмерного интереса.

— Не знаю в точности, — ответил Аудун. — Он пошел к Снорри Годи повидаться и спросить, можно ли ему остаться там, но Снорри выставил его вон. Ходят слухи, что Греттир прячется где-то у Вестфьорда у какого-то хуторянина.

Спустя некоторое время мой гадкий тесть сообщил, что Греттир появился на пустоши, живет дико и кормится набегами на местные усадьбы или воруя овец. Он переходит с одного места на другое, обычно в одиночку, но порою вместе с одним или двумя изгоями.

Снова я встретился с Греттиром еще до прихода весны и при том совершенно неожиданно. Я шел к Транду, как вдруг повстречал многочисленную ватагу хуторян, человек, наверное, двадцать. Сразу было видно, что они чем-то очень взволнованы, и к моему удивлению, среди них я увидел Греттира. Его, окружив со всех сторон, вели на веревке, и руки у него были связаны за спиной.

— Скажи, что здесь происходит? — обратился я к хуторянину, шедшему впереди.

— Это Греттир Силач. Наконец-то мы его поймали, — ответил другой, крупный краснолицый мужчина, одетый в домотканую одежду. Вид у него был весьма самодовольный. — Один из наших пастухов сообщил, что видел его на торфянике, вот мы и собрались и выследили его. Мы немало потерпели от его набегов, а он стал слишком самоуверен. Когда мы отыскали его, он спал, и нам удалось подкрасться так близко, что мы его одолели, хотя двоим в этой драке сильно досталось.