– И не надо. Оставь все до матери Ксаверии.

– За-уил, – воскликнула с отчаяньем княгиня, называя подругу давно забытым после крещения именем, залилась опять слезами. – А как я могу быть уверена в том, что мерзавец никогда больше не появится у нас в доме?

– Я сказала – не беспокойся об этом. Считай, что Балам уже ушел в обитель солнца, – твердо сказала нежнейшим голоском Фотима, но глаза ее вспыхнули нехорошим огнем. – Не спрашивай меня ни о чем, просто верь мне… Сак-Лоль…

– Спасибо тебе, родная моя, – прошептала княгиня. Она все поняла.

Через неделю Софью-младшую отправили в сопровождении Горреро на святой остров Козумель к ее крестной матери, аббатисе Ксаверии. Княгиня не знала, что сделала ее подруга, но о Баламе она больше не слышала никогда…

* * *

Софья испытала огромное облегчение, когда узнала, что родители отсылают ее к аббатисе монастыря Святой Анны. Крестная мать не даст ее в обиду никому, даже родителям. София понимала, что, если она хочет родить ребенка, она должна слушаться родителей. Она не впервые пожалела о своем поступке, но отступать было некуда. Ей нездоровилось. К тому же в сердце ядовитой змеей заползало подозрение, что Балам не любил ее, а просто воспользовался наив ностью. Софья догадывалась, что княгиня знает все. Отца можно было обмануть, но мать – никогда. И еще Софья видела, что княгиня знает, что она ждет ребенка, но так же, как и дочь, не может найти в себе силы открыть тайну князю.

После ритуальной игры Балама она больше не видела. Он не рискнул прийти к ее отцу, и Софья была рада. Но все равно, он предатель и трус!

Да, решено: Софья поедет на остров, в монастырь к своей крестной матери, родит там сына, и, может быть, отец простит ее. В глубине души София чувствовала, что она своим неповиновением столкнула две грозные силы.

* * *

Князь смотрел на дочь спокойно, но сердце его холодил непонятный страх за нее, а княгиня, видя состояние дочери, неистово молилась, чтобы Софья сдержалась и не рассказала отцу правду о случившемся.

В тот же вечер, когда отец Софьи объявил о решении отправить ее на святой остров, Фотима пришла к матери княгини – посвященной жрице Икс-Тэб. Фотиму сопровождал старый верный слуга. Он нес на плече грязный, покрытый бурыми пятнами небольшой мешок.

Фотима так же, как и ее подруга пятнадцать лет назад, была поражена и почти испугана неувядающей красотой и молодостью жрицы. Да, Сак-Лоль была права – «посвященная» не знала старения.

Жрица улыбнулась молодой женщине, длиннющие серьги коснулись молочных плеч, золотая змейка-веревка шевельнулась на обнаженной груди и вспыхнула приветливым озорным огоньком.

Пирамида богини Икс-Тэб утопала в цветах и зелени. Сама постройка была небольшая, всего несколько метров высотой, но ступени пирамиды блестели чистотой и были украшены уродливыми крылатыми чудовищами. Вокруг храма Икс-Тэб в высоких позолоченных плошках курились благовония.

Жрица сидела, окруженная тремя девочками возраста от семи до десяти лет. Так же, как и «посвященная», они были одеты в полупрозрачную тунику, открытую на груди; длинные волосы, расчесанные и украшенные цветами, волнами лежали на худеньких плечиках.

Тишина царила около храма. Только потрескивали поедаемые огнем шарики благовоний в плошках, попискивали в деревьях невидимые глазу птицы, да глухо жужжали тяжелые жуки в высокой разогретой траве, от которой поднимался душный жар, смешивался с ароматом благовоний, окутывал дурманящей и сладкой пеленой всякого, кто решился нарушить покой великой богини Икс-Тэб.

Молча Фотима протянула жрице мешок. Та, так же молча, открыла его и вытащила окровавленную голову Балама.

– Твоей внучке больше не грозит беда, – сказала Фотима жрице.

– Как тебе удалось это? – Жрица, не удивляясь, смотрела на голову казненного.

– Мой муж может отправить любого человека к жрецам. Я выкрала его печать, и Балам стал «избранным», – усмехнулась Фотима.

– Девочка моя, – сказала ей спокойно красавица. – Ты думаешь, можно обмануть мою богиню? Или уйти от своих богов? Ты можешь думать, что ушла, но они-то никогда не покинут тебя, моя маленькая За-уил. По их повелению ты принесла этого человека в жертву.

– Я взяла этот грех на душу, мне и отвечать за него перед Господом, – прошептала Фотима.

– Это не грех, девочка, ты просто вернулась к своим богам. Иди и скажи моей дочери, что Сак-Лоль-младшая в опасности, пока не вернется ко мне. Это не угроза, я просто предостерегаю их об опасности, – закончила она, грустно улыбаясь.

Фотима с ненавистью посмотрела на жрицу и быстро вышла из храма.

Утром нам пришлось очень рано встать, чтобы успеть позавтракать перед поездкой в Чичен-Итцу. Мы мирно пили чай на балконе, когда мне на сотовый позвонил Майк.

– Катья, приедете из Плайа-дель-Кармен, заходите ко мне. Поужинаем вместе, – предложил он.

Мне не хотелось, но у него был такой измученный голос, что я невнятно сказала «да». Потом позвонил Карлос. Сначала он обрадовал меня известием, что нас пока не будут вызывать в местную полицию по поводу Линды, а потом предупредил:

– Катрин, не вздумай стоять в очереди за билетами в Чичен-Итце. Подойди к администратору и спроси Хуана Сильветера. Скажи, что от меня. Я ему уже звонил. Он проведет вас обоих без очереди.

– Почему все звонят тебе? – сварливо поинтересовался Вадим, жуя круассан. – Мой телефон молчит, как надгробный памятник. Я чувствую себя, как в пустыне. Как будто для цивилизации я умер, – и он с отвращением посмотрел на свой молчавший аппарат.

– Хочешь, поменяемся? – предложила я. – С удовольствием буду иметь немой телефон.

Два часа спустя набитый битком катер отчалил от острова Козумель и доставил нас на Плайя-дель-Кармен. Там мы арендовали маленькую «хондочку» и порулили к Чичен-Итце. Не помню, как так получилось, но незаметно наша мирная беседа перешла в нудную перебранку о «любови-моркови» и наших московские отношениях. Вадим возмущался, что женщины так много внимания уделяют выяснениям отношений.

– «Ты меня любишь?» – от этого вопроса меня тошнит, – заявил с отвращением Полонский. – Встречаются умные бабы, но и у них вопросы, как у подростков.

– Всякий человек, а тем более нежная женщина, хочет верности и любви, а не просто физического удов летворения плоти, – пробурчала я в ответ.

– Катя, людям свойственны простые действия, а ты мечтаешь в заоблачных далях. Люди хотят делать деньги, вкусно есть, сладко пить и общаться. В постели. Все просто. Не надо усложнять.

– Не надо, – согласилась я. – Можно и не усложнять. Но твоя формула жизни уж слишком прозаична. Людям свойственно испытывать любовные чувства не только к деньгам.

– А ты всю жизнь хочешь платье из лебяжьего пуха или тюля с зелеными бабочками?