Бездушный ты человек. Она так хотела, чтобы все было хорошо… с тебя икона, и она должна быть к утру. Я знаю, кого ты любишь и о ком мечтаешь, и что-то мне подсказывает, что она тоже хочет жить. – он вбивал слова, как будто хотел подчинить своего раба и привязать к орудию труда железными цепями.

– Нет у меня больше времени ждать. И у нее тоже. А вообще знаешь, внутри все девки одинаковы. Ты когда-нибудь видел внутренности красоток? Такие же, как у уродин. Брось, Алекс, разве ты никогда не ломал в детстве машинки? Из любопытства, тяга к научному познанию. – еще чуть-чуть. У молодого человека темнело в глазах. Еще слово и…

– Кому какие органы нравятся. Тебе, допустим, молочные железы, а я предпочитаю печени. Красивые они, особенно когда еще живые. Ты никогда не думал, какая у твоей любви печенка? – последняя капля ударилась о воду, и плотину прорвало. Молодой человек выхватил кинжал у священника и ударил, ударил, ударил. Он не ожидал, что это так просто. Он боялся его и был зол. И вот пружина лопнула. Тушка качнулась, и глядя с каким-то удивлением и торжеством повалилась к плетеному креслу.

Глава 9

Теперь ты убийца. Убил человека. Неважно, плох он или хорош. Он тоже убил. Ну и что? Разве это оправдание? Ему платить за свои преступления, а тебе за свои. А вообще, человек ли он? Теперь уже неважно. Теперь он стал трупом. Тяжелым и узнаваемым. Надо что-то делать. Лиза мертва. Бедная девочка. Жаль. Ладно, пора себя жалеть.

Отделаться от покойника и зажить счастливо. В какой-то момент он почувствовал облегчение от содеянного. Втайне он давно его ненавидел. Боялся, и жил с ним, как с проблемой. Это были его беды и несчастья, и еще страхи, которые теперь настало время предать забвению. Море всех проглотит. Это зверь с бездонной глоткой и жадностью палача. Почему-то на ум пришло это слово. Да просто так.

Теперь я в самом деле не убийца а палач. Вершитель судьбы этого ничтожества. А главное – своей. Еще минуту назад он убивал, как человек, которого загнали в угол, пытаясь отнять самое дорогое, глумясь над любимой и топча его душу. Это был крик отчаяния, который пришел к осознанности и самопрощению. Так было надо, – подумал он. По крайней мере, я теперь ничего не должен. Зачем же ему все-таки нужна была икона? Теперь уже неважно. Не к добру уж точно. Значит, убийство тоже во благо, если не даст случиться дурному.

Что делать с телом? Он вышел на улицу. Ночь, звезды. Большие и старые. Вы все видите, но никому не скажите. Прохудившаяся лодка сушилась у кромки воды. Ее еще можно было починить, но зачем? На одно путешествие хватит.

Он обыскал тело, и ничего путного там не нашел. Карманы приняли несколько булыжников. Из-под ключицы торчала рукоять. Александр затащил страшный груз в лодку и наклонился, чтобы уложить его, соблюдая равновесие. На небе появилась луна, и отразилась в мутных глазах. Смотри-смотри, – подумал зло Александр, но тут же ему стало по-суеверному страшно, – Не хотел я этого, но ты сам виноват.

Лодка коснулась воды, и рассохшиеся щели стали зазывать в себя тоненькие ручейки. Море сглотнуло слюну, облизнулось прибоем, и потащило в черную даль суденышко с экипажем из одного покойника. Он проплывет еще немного, потом еще. А после дно морское примет в свои тайники еще одно не то чтобы сокровище.

Деятельность спасает от мрачных мыслей. Александр не знал этого, вернее, не задумывался. Он просто действовал. Нужно было избавиться от багровой лужицы на старом ковре и досках. Да, его кровь стекла вниз и теперь ее оттуда не достать. Плохо, но нужно сделать так, чтобы не было видно.

По завершению работы он устал, и напрочь отделался от тяжелых раздумий. Его заботили краски. Теперь их точно хватит на то, о чем он мечтал. Старый жирный священник подсказал ему идею, как воплотить мечту. Знал бы он, о чем он мечтает… но он не понимал этого. Ему мешало все то, что мешало быть с ней. И это было в нем самом. Потому что если в ней, то значит, ему нужен был кто-то другой.

Он создаст ее для себя. Такую, чтобы любила только его. И знала только его. Чтобы была его полностью, без остатка. Он научит ее жить и радоваться. Подарит ей жизнь и будет ее божеством. Ее волшебником. Если ты любишь, ты способен на чудо, – подумал молодой человек.

Столько лет мечтал и любил и ненавидел в ней все, что отдавало ее другим. Мужчинам, городам, просто людям. Нет, она будет знать только его, и видеть мир его глазами. Это справедливо. Ведь он ее сделает для себя. Внезапно его посетила опаска недоверия. Он вспомнил птицу. Нет, ошибки быть не должно. Иначе… иначе он сойдет с ума и не простит себе этого никогда. «Да я и так сумасшедший» – подумал он.

Нужно потренироваться. Попробовать еще. Подумать только, что фантазия и вера способны изменить мир. Творить мир вокруг себя и делать его таким, каким хочешь. Это будет прекрасный мир, – подумал Александр.

Он взял в руки кисть, запрокинул голову и попытался придумать. Что бы такое сотворить? Яблоко. Мысль долго пыталась сосредоточиться на каком-то конкретном яблоке. Оно должно быть спелое и желтое. Размеры. В его памяти всплыл золотой делишес, который его заставляли есть в детстве. Опять детство. Как будто, там была жизнь, а здесь нет, подумал он вдруг.

– Ничего, и здесь будет.

Рука повела линию, очерчивая пространство. Еще мазок. Он вначале не видел, но после сам поразился чуду. Над столом из ничего появилось желтое спелое яблоко. Пару штрихов, и плод опустился на старую деревянную поверхность. Тяжелое. Он не верил, но ощущал в себе это растущее чувство могущества. Он может все. Все, что захочет и о чем подумает.

Яблоко лежало на столе и было своего рода испытанием. Интересно, не вспоминал ли я Белоснежку, когда творил, – подумал он перед тем, как откусить. Вроде бы нет, точно. Он потер яблоко рукой и вгрызся.

– какая дрянь! – вырвалось ругательство. Под оболочкой была какая-то серая масса, не имеющая ни вкуса, ни запаха. Мерзкое неопределенное ничего. Он выплюнул рыхлые куски и прополоскал рот вином. Дрянь. Но что же так? Странно. Он нарисовал бабочку из тех, что обычно порхают летним днем, и она полетела.

Что-то не так. Нельзя же думать о вкусе и всех его