— По спецзаказу сварганили. А в чем бы я еще свои закупки для Метрополитен возил?

— Вы правы — от шофера № 3 толку мало, а разыскать шофера № 2 маловероятно, — согласился Борис Павлович. — Хотя кто знает. А пока что шофер № 1 довольно точно описал вас обоих. Никаких сомнений — вы и Никита. Более того, он запомнил и воспроизвел разговор, которому был свидетелем, хоть и не понял смысла. То есть понял, но неверно. Провожаюший. по его словам, предлагал вам «взять любую» — шофер решил, что речь о девках. Так и есть, только девки нарисованные. Откуда ему знать? Выходит, и здесь ваши показания верны — Никита действительно предлагал вам одну из своих «Данаи».

— Что я и говорил — убивать его из-за «Данаи» у меня не было резона, а иных причин и вовсе не сыщешь.

— Я еще не закончил, — сказал Борис Павлович. — Шофер вспомнил то, что вы опустили, — провожающий ограничил ваш выбор: «Кроме той, которая мне не принадлежит». Вы переспросили, какой именно. Никита предложил вам отгадать самому. И тогда вы сказали: «Я и так знаю». Это полностью соответствует моей реконструкции: Никита не собирался отдавать вам оригинал «Данаи», который прятал среди копий и имитаций. Вероятно, у него уже был заказчик, на которого он работал. Не исключено, тот самый иракский еврей, который однажды уже приценивался к картине.

— Так, может, этот заказчик его и кокнул? — предположил последний на земле романтик.

— Ему-то зачем, коли он и так должен был получить картину? — ввязалась сучка, которая, похоже, поставила своей задачей упрятать меня за решетку, действуя в паре с Борисом Павловичем.

— И что дальше? — поинтересовался я, хотя и так знал.

— Дальше вы дали шоферу адрес на Среднем проспекте, но потом передумали и попросили подвезти к Гавани, где отпустили машину, щедро расплатившись с шофером — в долларах. Возможно, у двери мастерской вы оказались даже раньше Никиты.

— Или позже, — сказал я. — Гадание на кофейной гуще. Уверен, вы сами не верите всему, что наговорили.

— Или позже, — согласился Борис Павлович. — Я уже говорил, что точную картину убийства восстановить пока не можем. Однако рано или поздно надеемся это сделать. — И добавил: — С помощью убийцы.

— Для этого вам нужно сначала найти убийцу.

— Мы его уже нашли.

— Может, и Лену я задушил?

Саша вскинул голову и посмотрел на меня с такой мукой, что мне почему-то стало стыдно.

— Нет, Лену убили не вы, — успокоил меня Борис Павлович.

— И на том спасибо. Значит ли это, что я арестован? — спросил я, зная заранее ответ.

— Нет, не значит, — удивил меня Борис Павлович. — Вы свободны. Пока что. Куда вы от нас теперь денетесь!

Телефон зазвонил снова, но хозяин квартиры не двинулся с места, да и кто мог Саше в такую позднь звонить, если только уже была не рань. Трубку взял Борис Павлович. На этот раз он слушал молча.

Еще один шоферюга? Чего гадать! Я Старался не выдать Ни любопытства, ни волнения.

— Версия № 2, - подсказал я Борису Павловичу, когда тот положил наконец трубку.

— Версия № 2, - согласился он. — Резиновые перчатки оказались ни при чем. Найдены в мусорной корзине между этажами, отпечатки пальцев — как извне, так и изнутри — только покойного. Судя по обнаруженным на шее ворсинкам, жертва была задушена поясом от халата. Того самого, в котором он изобразил себя в фантастическом автопортрете внутри граната. Пояса в мастерской обнаружить не удалось, а халат на месте. Материал — вискозный шелк — достаточно плотный, чтоб использовать в качестве орудия убийства. Надо только туго затянуть, и шелк становится жестким, как веревка. Кровоизлияние на слизистой оболочке гортани подтверждает, что он был убит именно этим способом. Смерть наступила в результате кислородной недостаточности в мозгу. Таковы окончательные результаты вскрытия. Особой силы при этом не потребовалось, поэтому ваши физические данные, Глеб Алексеевич, не обязательны. Таким способом его могла задушить даже женщина — при условии, если б зашла к нему сзади. Да хоть вы, Галина Матвеевна, — сказал Борис Павлович, гадко при этом лыбясь.

Я тоже усмехнулся, глядя на клушу, которая сделала большие глаза:

— Дичь!

— Почему дичь? — возразил Борис Павлович. — Или вы полагаете, что прерогатива убийства принадлежит мужчинам? В судебной практике немало примеров…

— Леди Макбет, к примеру, — снова подсказал я.

— Зачем мне его убивать?

— А мне зачем? — спросил я.

— В том-то и дело, что у каждого из вас были причины от него избавиться. Саша — из ревности, Глеб Алексеевич — чтоб завладеть подлинником «Данаи», а вам, Галина Матвеевна, — чтобы избавиться от свидетеля вашего предыдущего преступления.

— Нет! — крикнул Саша.

— Может, и нет. Пока что — еще одна рабочая гипотеза. Слишком уж странно выглядят оба ваших взаимных алиби — сначала с Никитой, теперь с Сашей.

— Версия № 3, - сказал я. — Если один убийца на обе жертвы, кто бы из вас им ни был, я — сбоку припека: во время первого убийства я был в Нью-Йорке. Версия № 3 мне подходит.

— По-вашему, чем больше версий, тем лучше, — подытожил Борис Павлович. — Расширение списка подозреваемых вам на руку. Надеетесь, так мы скорее запутаемся?

— Надеюсь? Надежда не распространяется на прошлое. За неимением точных фактов и улик вы полагаетесь единственно на собственные гипотезы, которые, множась, удаляют вас от невнятной реальности.

— Что касается убийств — может быть. Но не в отношении «Данаи» — у вас единственного с ней особые отношения. И наконец о реальности, коли вы так ею озабочены, Глеб Алексеевич. Достаточно двух минут, чтоб, сжав горло, перекрыть кислородное питание мозга. Лишенный этой подпитки, мозг прекращает свою деятельность. Научный термин для такого рода удушья — странгуляционная асфиксия. Практически смерть наступает мгновенно. Остановке сердца предшествуют нарушение легочной вентиляции, судороги, резкий цианоз лица, потеря сознания, а также непроизвольные мочеиспускание и дефекация. А учитывая индивидуальную конституцию покойного — короткую толстую шею и апоплексическую предрасположенность, — справиться с ним было относительно легко, особенно с учетом нападения во время сна. Замочить его мог любой из вас. Вот почему, хоть ваше грузинское алиби и не надежно, — обратился Борис Павлович ко мне лично, вы не единственный, кто может оказаться замешанным в этом деле. Вместо того чтоб постепенно, путем исключения, сужать круг подозреваемых, мы вынуждены, наоборот, расширить его за счет остальных присутствующих, чье алиби, будучи взаимным, также может быть подвергнуто сомнению. Мы прорабатываем любую версию, которая могла бы приблизить нас к разгадке. У нас на дисплее компьютера…

— Будем теперь ждать версию № 4, а заодно и шоферов под соответствующими номерами, — перебил я, поднимаясь. Как-то не улыбалось мне слушать всю эту фигню о методах работы бывших чекистов.