– «Господи, помилуй нас!»

И всякий раз, как он повторял слова молитвы, отдаваясь ей всем сердцем, его опаляла мысль, что под подушечкой, на которую опираются его колени, лежит записка от Пруденс с указанием часа очередной встречи.

Пинкни удавалось скрывать душевное смятение. К его удивлению, никто ни о чем не догадывался. Его выдавали только тени под глазами и постоянная вялость. По утрам он проходил пешком целые мили, чтобы развеяться, и являлся к обеду довольно спокойным. Днем, если ему не предстояло свидание с Пруденс, он удалялся в свой кабинет под предлогом просмотра приходо-расходных книг, отражавших неуклонное обнищание семьи. Он сидел без дела в большом кресле за письменным столом, обдумывая свое отчаянное положение.

Однажды Пинкни услышал, как со щелчком повернулась дверная ручка. Ярость закипела в нем. Может он, в конце концов, хоть час не думать ни о деньгах, ни о ссорах на кухне, ни о прочих жизненных незадачах. Он вперил взор в исписанную цифрами страницу. Может быть, его не тронут?

Пинкни почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он медленно повернул голову. И тут же его гнева как не бывало. Бледное личико Лиззи маячило в дверном проеме, будто только что выплывшая луна.

– Можно мне войти?

– Да, конечно. Я рад тебя видеть. Тебе нужна моя помощь?

Худенькая девочка скользнула в чуть приоткрытую дверь.

– Я ищу свою книгу, – сказала она. – Ту, что ты дал мне для занятий. Она пропала из моей комнаты. Если я ее потеряю, мама очень рассердится.

Радостно взвизгнув, Лиззи подбежала к столу и схватила с него потрепанную книгу в красной обложке.

– Вот она! Наверное, Пэнси унесла ее, когда убирала мою комнату. Ах, какое счастье! – Личико девочки сияло.

– Зачем она тебе так нужна? Она что, очень интересная?

– Я ее не читаю, Пинни. – Лиззи удивляла его неосведомленность.

– А что же ты с ней делаешь? Неужели кушаешь? – Глаза Пинкни смеялись.

Лиззи нахмурилась, потом поняла, что брат шутит.

– Я кладу ее на голову и хожу с ней вверх-вниз по лестнице. Хочешь посмотреть? – предложила она.

– Да, но я слишком устал, чтобы спускаться в холл. А ты бы не могла походить здесь?

– Хорошо.

Девочка поместила книгу на голову и крохотными, осторожными шажками прошлась по комнате.

– Зачем это?

– Для осанки.

Книга соскользнула с головы на пол.

– Это из-за тебя. Разве можно разговаривать с книжкой на голове? Больше не задавай мне никаких вопросов.

Девочка нагнулась, чтобы поднять свою ношу. Книга залетела в камин и выпачкалась в золе.

– Вот зараза! – воскликнула Лиззи. И тут же скривила губы: – У меня это нечаянно вырвалось. Тетя Джулия моет мне рот с мылом, когда я говорю такие слова. Я научилась от мистера Симмонса. Пинни, он мне очень нравится.

– И мне тоже. Это тетя Джулия заставляет тебя носить книгу на голове?

– Нет, так мы делаем в школе. Мы должны уметь сидеть, стоять и ходить прямо, как леди. Голову надо держать почти неподвижно. У меня неплохо получается, но у Каролины Рэгг лучше. Вот я и тренируюсь.

– Понятно. Тебе, наверное, нравится сидеть и ходить прямо?

Лиззи нахмурилась:

– Не совсем. Я хочу, чтобы у меня получалось лучше всех. Мне нравится быть самой умелой. Но не станешь же всегда задирать голову, как индюшка. – Лиззи взглянула на каминную полку. – Вот как бы я хотела, – застенчиво сказала она.

– Что там такое, сестричка?

Лиззи показала перепачканным в саже пальчиком:

– Вот так, как они. Разве ты не видишь их? Они очень красивые. Я часто придумываю про них разные истории.

Пинкни встал и тоже подошел к камину. Он взглянул на грациозных вырезанных из дерева нимф, которые танцевали на каминной полке. Нимфы были босые, одежды их развевались. Их раскинутые руки и склоненные головки выражали веселье.

– Очень славно, – согласился он. – Теперь я понимаю, чего ты хочешь. Здесь, золотко, достаточно места, чтобы ты танцевала.

– Ах нет! Я буду выглядеть глупо.

– Только не для меня. Я люблю, когда маленькие девочки забавляются. Не смущайся. Можешь просто помахать ручками и попрыгать. Прямо здесь. Сядь, я помогу тебе снять башмачки.

Сначала Лиззи двигалась скованно, как если бы книга все еще была у нее на голове. Но увидев, что Пинкни над ней не смеется, девочка осмелела. Она стала кружиться быстрей, прыгать и вновь кружиться.

Пинкни смотрел на нее с любовью, ободряюще кивая головой. Вдруг Лиззи споткнулась. Прежде чем подскочить, она налетела на стол, вскрикнула и упала на пол, обхватив колено руками. Пинкни едва успел поймать покачнувшуюся лампу, но старую чернильницу схватить не успел. На миг она задержалась на краю стола, накренилась и упала в корзину для бумаг.

– Ты не ушиблась? Скажи Пинни, где у тебя болит. Лиззи выглядела испуганной.

– Ничего не разбилось?

– Нет, все цело. Чернильница соскользнула, но свалилась прямо в корзину.

Пинкни обогнул стол и достал из корзины чернильницу. Кусочек отбился.

Лиззи прочитала выражение его лица.

– Разбилась! – сказала девочка с отчаянием. Она заплакала, потом закашлялась.

– Не надо, Лиззи! Ее легко склеить.

Пинкни разволновался. Девочка задохнется, если он сейчас же что-либо не придумает.

– У Соломона есть клей. Но я не могу склеить ее одной рукой. Кто-то должен мне помочь. «Господи, хоть бы это помогло», – молился он про себя.

Он заботливо склонился над девочкой, проклиная собственную беспомощность. Тельце ее содрогнулось от напряженного вдоха. Кашель стал менее мучительным. Наконец она заговорила:

– Я так огорчилась, Пинни.

– Ты напрасно огорчилась. Дело пустяковое, вот увидишь.

– Правда?

– Клянусь тебе.

При виде испуганного личика Лиззи ему хотелось плакать. Вот черт! Едва возникло взаимопонимание, и надо же такому случиться.

– Дай-ка я помогу тебе встать. Ты не ушибла колено? Если бы он мог обнять ее, утешить хоть немного. Но она сама вскочила на ноги.

– Ничуточки, – ответила она. Пинкни видел, что это неправда.

– Пойду попрошу у Соломона немного клея.

Она увернулась от протянутой руки брата и выбежала из комнаты.

– Черт, – с досадой произнес Пинкни.

Лиззи намазала клеем обломки и сжала их неловкими, дрожащими пальчиками.