«В Льеже и в Юи возрастного ценза не существовало, – отмечает Вудхаус в своей пятой радиопередаче из Берлина, – там наваливались все разом, от почтенных старцев до беззаботных юнцов… В Тосте же старичье вроде меня жило, не ведая забот. Для нас тяготы трудовой жизни сводились к застиланию кроватей, выметанию сора из-под них, а также к стирке собственного белья. А когда требовалась мужская работа, например, таскать уголь или разгребать снег, за дело бралось молодое поколение…»[69]

Мало сказать, что заключенные были предоставлены самим себе; они, во всяком случае многие, жили в свое удовольствие – если, конечно, жизнь в лагере, даже вольготную, можно считать удовольствием. Устраивали лекции и концерты, ставили спектакли, поставили даже одну настоящую комедию, которая, вспоминал Вудхаус, удалась бы еще больше, если бы исполнитель роли главной героини не угодил на двое суток в карцер. Обучались иностранным языкам, оказанию первой медицинской помощи и даже – естественно, с активным участием Вудхауса-журналиста – выпускали лагерную газету «Tost Times», где, кстати, был напечатан рассказ Плама «У Бинго всё в порядке». Как тут не вспомнить примерно такой же лагерь, правда, для военнопленных, а не интернированных, в «Бойне номер пять» Курта Воннегута?

«Эти пятьдесят голосистых певунов были одними из первых англичан, взятых в плен во время Второй мировой войны. Англичане были аккуратные, жизнерадостные, очень порядочные и крепкие. Все эти годы они пели хором каждый вечер. Кроме того, все эти годы они выжимали гири и делали гимнастику… Они все стали мастерами по шахматам и шашкам, пинг-понгу и бильярду».[70]

Столь вольготная жизнь, понятно, была бы невозможна без посредства «подарка небес для заключенных» – коменданта лагеря Бухельта и его заместителей, четырех капралов, получивших прозвища «Плуто», «Микки-Маус», «Гуфи» и «Дональд Дак». Это лагерфюрер Бухельт предоставил Вудхаусу место для работы над новым романом в Белом доме и пишущую машинку в придачу. А еще – организовал в лагере библиотеку и выпуск газеты, даже двух, вторая выходила по-немецки. Вудхаусу Бухельт нравился, нравились и многие другие немцы, особенно говорившие по-английски, и он не раз, по собственной инициативе, вступал в переговоры с «немецкой стороной», в том числе и самим Бухельтом. Вообще, как и в тюрьмах, слыл всеобщим любимцем, от работы не увиливал, умел к месту пошутить, подбодрить товарищей по несчастью, подать пример стойкости духа, вселить в заключенных надежду – впрочем, несбыточную. «К Рождеству будете дома», – предрекал он молодым узникам – отчаявшимся, одержимым отсутствием еды и секса. И не лукавил; человек простодушный, даже благодушный, он наверняка и сам искренне верил, что дни их пребывания в лагере сочтены. На чем основывалась эта вера – непонятно.

2

Простодушие Вудхауса, несомненно, помогало другим – но не ему самому; писатель стал жертвой своего простодушия, легкомыслия, недальновидности. А также – общительности, бесконфликтности, всегдашнего желания понравиться; не покрасоваться, а именно понравиться. Эти прекрасные качества таили в себе опасность, о которой писатель не подозревал. Корреспондент «Associated Press» Энгус Термер, работавший в Германии над специальным репортажем о лагерях для военнопленных и интернированных, узнал про «интернированного британского подданного № 796», который содержится в И-Лаге VIII, и запросил разрешение взять у него интервью. И больше часа проговорил с писателем – разумеется, под наблюдением охраны и в присутствии лагерфюрера и гестаповского надзирателя.

Простосердечие не всегда приносит плоды. Отвечая на вопросы Термера, Вудхаус заверил своих многочисленных читателей, что он жив, здоров и ни на что не жалуется, при этом на фотографии, приложенной к интервью, вид имел затрапезный: старый, грустный, исхудавший, кутается в шарф. Заговорил о делах: договорился через Термера, что напишет в «Saturday Evening Post» оптимистичную, веселую статью о своих злоключениях; первоначально статья называлась «Куда же подевался Вудхаус?», вышла же в июле 1941 года под названием «Моя война с Германией». И даже советовался с журналистом, как назвать свой новый роман. Впечатление, словом, создавалось такое, будто разговор Термера с Вудхаусом проходил не в гитлеровской Германии, в лагере для интернированных в присутствии сотрудника гестапо, а в холле нью-йоркского отеля или закрытого лондонского клуба.

27 декабря 1940 года интервью вышло в «New York Times». И, хотя в своем редакционном комментарии Термер особо подчеркнул, что Вудхаус, при всей своей известности, не пользовался особыми привилегиями и даже отказался от отдельной комнаты, которую ему предложили из уважения к его возрасту и литературной репутации, – американский (тем более английский) читатель обвинил писателя в легкомысленном отношении к войне. А также – в недооценке ее значимости и связанных с нею страданий, в сознательном преуменьшении тягот плена. Заметим, предвосхищая события: все эти обвинения прозвучат еще раз, так сказать, в полный голос после радиопередач Вудхауса по берлинскому радио летом следующего года.

В самом деле, кому из читателей могло прийти в голову, что в нацистском лагере ставят спектакли и издают газеты, да еще на английском?! Товарищам по несчастью нравилось, что о лагерной жизни Вудхаус пишет с юмором, англоязычному же читателю шутки о бородатых пленных и правилах этикета во время поедания картошки показались довольно странными, несколько, прямо скажем, неадекватными. Ну а шутливое предложение Вудхауса вести переговоры с Германией о мире казалось и вовсе кощунственным:

«Достичь соглашения, которое удовлетворит обе стороны, не так трудно. Единственная уступка, которой я намерен добиться от Германии, – это чтобы она выдала мне буханку хлеба, велела джентльменам с ружьями, что дежурят у ворот, отвернуться и доверила остальное мне. В ответ я готов отдать Индию и комплект моих книг с автографом».

Остроумно? Безусловно. Своевременно? Не очень.

К несчастью для Вудхауса, интервью в «New York Times» прочли не только американцы и англичане, но и немцы. Прочли и задумались: а не пригодится ли им в пропагандистских целях такой известный и в то же время позитивный, остроумный, покладистый и наивный человек, как Вудхаус? Ведь в интервью крупнейшей американской газете он говорит, что у него всё в порядке и что он ни на что не жалуется. Бухельт – не иначе как по приказу сверху – стал проявлять к заключенному № 796 повышенное внимание. Справлялся, как продвигается работа над романом. Прочитал и высоко оценил черновик журнальной статьи для «Saturday Evening Post». Предложил переправить рукопись «Денег в банке» в Америку, на что Вудхаус с благодарностью согласился. Главное же – выяснил и сообщил Вудхаусу, что Этель жива-здорова, переехала сначала в Лилль, а потом в Эден, где живет в «чудесном доме с огромным парком» и ни в чем не нуждается. Этель, кстати, прочла интервью мужа в «New York Times», успокоилась и написала Рейнолдсу: