Мы идём по широкой улице нашего Посёлка, и навстречу нам, и рядом идут люди. Сегодня — праздник. Сегодня выпускной вечер. И в нём участвует очень много жителей Посёлка: сто учеников, родители, бабки с дедами да ещё учителя. Для нашего Посёлка выпускной вечер — событие. Каждую минуту нам с мамой приходится здороваться, и это для меня — благо.

— Я знаю, мама. Я тоже люблю тебя больше всех на свете. Но мне нужно учиться. Я хочу успеть подготовиться.

— Ты можешь послать документы, а готовиться — дома.

— Я не выбрала профессию. Мне нужно походить по вузам.

Я не знаю, сдал Денис экзамены или нет. Дома о нём больше — ни слова. Даже отец почему-то никогда не упоминает его имени.

— Может быть, ты отдохнёшь хоть несколько дней? — Робкий голос мамы едва доносится до меня.

— Я не устала. Мне нужно найти работу, чтобы я могла работать во второй половине дня. У меня много дел.

— Тебе не надо работать. Я буду посылать тебе деньги на жильё и еду.

— Спасибо, мама. Я хочу работать. Не отрывай от себя. Постарайся подлечиться… Ты таешь, как Снегурочка. Нужно лечиться.

Мы пришли домой.

Отца нет. Отец проводит викторину в своём классе.

— Сейчас одиннадцать, поезд в четыре. Я приготовлю тебе еду.

— Спасибо, мама.

Слава богу, я — в своей комнате. Сижу на тахте и смотрю в окно. Серый день. Дождя нет, но тучи низки — в любую минуту хлынет.

Мама думает, она любит Дениса как ученика, как сына и принесла себя ему в жертву. Она не знает… Его вопросы ставили её в тупик, заставляли прочитывать много книг — ни к одному уроку не готовилась она так, как к; встрече с Денисом. Он умнее её. Он умнее меня, Он умнее моего отца. Он умнее всех, кого я знаю. Она не знает… он нужен ей как равный, нет, как ведущий её — по биологии, по лесу, по каждому дню. Она не знает, именно он нужен ей. Чтобы она снова стала молодой и прожила свою жизнь.

Слёз нет, есть жалость к себе и вздорная энергия. Они душат меня и порождают в моей душе отвратительные черты-уродцы.

— Давай попьём чаю, — входит ко мне мама. — А может, давай сначала я помогу тебе собраться?

Голос мамы рвётся, видно, ей стоит большого труда произносить слова.

Я иду с мамой в гостиную.

Только не подходи, мама, ко мне. Только не дотронься до меня, — кричу я. Во мне толкаются, дерутся рождённые вздорной энергией черты — уродцы моей души.

Звенит звонок, и не успеваем мы с мамой повернуть головы к двери, как в гостиной уже Ангелина Сысоевна и Виктор.

— У вас не заперто. Не боитесь злых людей? — улыбается Ангелина Сысоевна. В руках у неё — громадная коробка.

— Здравствуйте, Мария Евсеевна. Здравствуй, Поля! — говорит Виктор. Он ещё не снял парадный костюм с галстуком, в котором получал аттестат, и кажется старше своих лет.

— Доченька, заказывали мы с Витей давно, наконец пришло. — Она осторожно развязывает ленту. Осторожно открывает коробку, которую тут же подхватывает Виктор. Вынимает длинное, голубоватое, платье. — Это тебе на выпускной бал.

Немая сцена из «Ревизора» — все застыли. И струится платье… до полу… светлой полосой с чёрного неба…

— Господи! — тихий голос мамы. И — мольба в глазах — ещё один день, только один…

Ангелина Сысоевна смотрит на бурлящую кастрюлю с яйцами — мама забыла о ней, и, наверное, все яйца полопались.

— Витюша, выключи, пожалуйста, сынок. Не сегодня же, нет? — спрашивает Ангелина Сысоевна. И в её глазах тоже — мольба.

Светом с чёрного неба — голубое платье.

— Хоть немножко ты же и нас любишь? Ведь мы… хоть немножко… тоже твоя семья, так ведь?..

И я пошла на бал. В голубом длинном платье. Просвет в чёрном небе моей жизни.

И мама шла со мной рядом. В белом костюме, с рассыпанными волосами. Худенькая девочка моего возраста. И сидела рядом со мной за праздничным столом в большом актовом зале, заполненном музыкой и людьми, убранном берёзовыми ветками, с яркими огнями, победившими тёмные сумерки Посёлка. Мама не ела, смотрела на меня. И у меня горела щека.

А когда начались танцы, сидеть нам с мамой не дали: и её, и меня наперебой приглашали.

Танцевать нас учили в седьмом-восьмом классах.

Школа наша — старомодная, и учили нас старым добрым танцам — вальсам, фокстротам, танго…

Я всегда танцевать стеснялась.

Сегодня моё тело распоряжалось мной — уроки пошли впрок.

Оказывается, мне очень нужно было движение. Лёгкое, невесомое, моё тело выздоравливало — вышвыривало из себя уродцев моей вздорной энергии. Не имело значения, с кем я танцевала, я едва различала лица партнёров. Скакали огни, скакали берёзовые ветки, тяжёлые люстры. И пол, мне казалось, кренился и снова выравнивался. Музыкой — через движение — я освобождалась от себя.

Мелькало мамино лицо, повёрнутое ко мне, но я его тут же теряла. Её взгляд, как и все другие, не успевал поймать меня в фокус.

Но вот — танго. Медленный танец. Штиль после бури… когда считаешь потери.

— Пожалуйста… — около меня Виктор.

Не успел он обнять меня, как тело среагировало.

И в этот момент я увидела Дениса. В сером костюме, в галстуке. Значит, он тоже закончил школу? Денис шёл к маме — через зал — от входа. Инопланетянин, спустившийся с неба. Освещает глазами, как прожекторами, свой путь.

Не дошёл. Маму повёл в круг отец.

Впервые вижу: они танцуют.

Денис смотрит. Отец склонился к маме, что-то шепчет ей. Отец улыбается. Он похудел и издалека — прежний, тот, в которого девчонки влюбляются.

— Ты — красивее всех, — говорит Виктор. — Ты сама не знаешь… — Он тяжело дышит. Я упираюсь обеими руками ему в грудь. Прочь, насыпь. Прочь, саднящая боль спины и зада. Прочь, раздирающая боль внутри. Тело помнит… только что было. И сквозь боль — тянет низ живота. — Прости меня… Если простишь, я начну жить.

Руки обмякают. Музыка — лихорадкой — во мне.

Денис смотрит на маму.

Сейчас отец почувствует, обернётся, и… Денис перестанет торчать посреди Вселенной.

— Прости меня. Я буду служить тебе всю жизнь.

Отпихиваю его и мчусь к выходу. Из-под музыки. Из-под взгляда Дениса, которым он впился в мою маму. Из-под прошлого, где я — покорная кукла в руках отца, в руках Виктора… где мною можно распорядиться, как вещью, где льёт дождь и у меня нет мамы — послушной куклы в руках отца, где зреет — нарывом — моё изгнание. Отобрано у меня всё: мама, Денис, детство, юность… я — одна.

— Доченька!

Я буквально падаю в объятия Ангелины Сысоевны — она в эту минуту входит в зал.