Соревновались в «Штандер» и «Чиж», в «Сопку» и «Пристеночек», женский пол рвал нервы и жилы в «Классиках» и «Резинке». Последняя, пожалуй, самая зрелищная из женских видов старых дворовых игр. Пара девчат становится друг напротив друга, натянув специальную резинку ногами. А третья участница прыжками наматывает немыслимые узлы и узоры, которым позавидовал бы опытный боцман. Хитрость состоит в том, что выход из резинки девчонками осуществляется не банальным выпутыванием, а серией сложных прыжков, освобождавших ноги. Мужики порой тоже втихую пробовали освоить это искусство, как правило, быстро заканчивая экзерсисы порывом ненавистной резинки… А еще девчонки играли в какую-то замысловатую игру, когда под летящим в стенку мячиком совершаются немыслимые кенгурячьи прыжки. Учитывая, что юбки на соревнованиях короткие, а участницы свежие, разгоряченные, несложно представить, как бурно мы болеем за своих любимиц. Порой чуть ли не до драк дело доходит.

Там проявляются все качества соревнующихся. Вот где кроется настоящий характер, который невозможно скрыть во время таких игр, когда эмоции захлестывают, когда чувство азарта забивает все остальное. И уж точно все равны между собой. Здесь и проявляется, умеешь ли ты не то что коллективом – собой управлять? Да уж, много чего можно узнать о людях, которые живут с тобой в одном городе, просто поставив их в необычные условия. Или обычные… Условия детей индустриального общества.

* * *

Я нехотя отошел от края крыши и только сейчас заметил еще одну деталь.

– Что за железяка?

– Ты про эту спрашиваешь? – Монгол показал рукой на железный квадрат, лежащий на кровле. – Напрасно я тебя похвалил, не наблюдательный. Это люк. Спрашивал, попали ли мы внутрь? Через него и собирались. Но не успели, самолет прилетел. Сверху осмотрели, предварительно, ничего интересного там нет.

– Охренеть…

Мы вместе подняли довольно тяжелую крышку, и я, присев на корточки, с опаской заглянул в зловещую темноту внутренностей здания, заботливо разгоняемую тактическим фонариком Бикмеева. Ох! Жуть! Привязанные к внутренним скобам и перекинутые через толстый металлический прут, вниз змеились две девятимиллиметровые альпинистские веревки с жюмарами, самоблокирующимися устройствами для спуска и подъема.

– Не бойся, чудовища не полезут. Живого существа там нет.

– Думаешь, вообще пусто?

– Три дощатых поддона в углу. Ну, есть что-то под ними или нет, поручиться не могу. Позже проверим, сейчас не это главное. Там чисто и сухо, ничего не растет, кроме плесени, – вздохнул Монгол и добавил: – Придется дверь долбить. И окна. Геморрой страшный.

– А что если гранатой взорвать, миной, ну, не знаю…

– Какой гранатой, Юра, о чем ты говоришь? – удивился сталкер. – Это железобетон, и очень хорошего качества, на домостроительном комбинате сделан, с проверкой ОТК! Тут разве что из ДШК выгрызать кусками. Сможет Эльза закинуть сюда ДШК, как думаешь?

– Вряд ли, – пробормотал я, не понимая, шутит татарин или же говорит серьезно. Монгол почти всегда разговаривает с исключительно серьезным лицом. Даже анекдоты так рассказывает. Восточный человек.

– Ты еще сюда посмотри, – предложил сталкер, подходя к углу крыши.

Ого! Нет, ого-го! Суть я увидел сразу.

Эту саблю погнули вовсе не холодные зимние ветра, не коррозия заставила металл потерять первоначальную форму. И пожара не было, никаких признаков вокруг. Гигантское лезвие буквально скрутило, выгнуло ударом какого-то мощнейшего энергетического заряда! Импульсом. Ребра жесткости и само лезвие были оплавлены от середины и вниз так, будто они были сделаны из пластика или прикоснулись к плазменному облаку дикой температуры… Часть металла просто испарилась, ибо никаких расплавных струй и обломков на кровле и внизу не было. Лишь на самой сабле в одном месте повисли маленькие капельки расплавленного железа.

– Молния ударила! – мрачно сказал я, опять доставая фотоаппарат.

– Ни разу не видел, чтобы молния так била по металлу. Она, скорее всего, прошла бы через саблю по всей длине, более или менее равномерно… – высказал свое предположение Бикмеев, чуть отвернувшись от вспышки камеры.

– А что же тогда? Шаровая?

Друг почему-то замолчал. Чувствую я, мужики и до моего появления тут много чего передумали-переварили. И к единому мнению не пришли. Проведя рукой по холодному шершавому металлу, я отдельно огладил пальцем наплывы, ощутил податливость и, легко отломав почти идеально круглую каплю, начал перекатывать ее на ладони.

– Непонятно, почему на рубероиде следов нет?

– Пекло скоротечное. Плазма… Смотрящие шутят, так думаю. – Он махнул рукой и легонько дернул меня за рукав. – Ну его, Юрка, не вникай, целее будем, не нашего уровня задачка.

Все сталкеры – люди весьма суеверные, в этом я убеждался много раз. У них есть свои верные приметы, поговорки и ритуалы, даже сказания возникли, кое-какие они никому не рассказывают. Как-то раз на посиделках в Башне я неуместно пошутил про Черного Сталкера. Мол, пора бы ему уже и появиться в устном фольклоре профессиональных бродяг, по аналогии с Черным Альпинистом, но Гоблин с Кастетом посмотрели на меня так, что я тут же заткнулся.

Тут мне показалось, что Бикмеев явно что-то хочет сказать особенное, но отчего-то стесняется.

– Шамиль… колись.

– Костя говорит, что такое мог натворить дракон, – тихо сказал командир группы и тут же попытался откреститься от какой бы то ни было мистики: – Фантазия у него хорошая. Твой-то молодой как, все еще выискивает инопланетян? Говорят, он адский телескоп на Башне поставил?

Хитрец какой! Сразу перевел стрелки, намекая, что чудаки встречаются везде, в том числе и среди радистов.

Признаюсь: первый телескоп на Башне поставил лично. Чисто ради интереса, в первые месяцы многие пытались что-то разглядеть в небесах: рашпер[5] реактивного самолета или прочерк летящего в стратосфере спутника. Два месяца прилежно, но безрезультатно пропялившись в космос, я на эту тему забил и больше к ней не возвращался. Однако недавно появился у меня очередной молодой помощник, неожиданно подхвативший палочку астрономической эстафеты. С недавних спор парень поставил новый телескоп, раз в пять мощней прежнего.

– Да не говори, целая обсерватории, – сокрушенно признался я. – Будь моя воля, выкинул бы прибор к чертям собачьим, только от работы отвлекает. Но Сотников наблюдение одобрил – следите, говорит.

– Что-нибудь засекли? – словно для продолжения разговора спросил сталкер, однако я сразу почувствовал с его стороны странный интерес.

– Ноль. Теперь этот волосан в основном на Луну смотрит. Вечно что-то записывает в блокнот.

Монгол тихо рассмеялся.

– Волосан! Давненько я не слышал этого слова!