Только в Пролетарском переулке он смог передвигаться самостоятельно, в голову постепенно возвращалась ясность. Он вспомнил, как с ужасом встретила их Юля — она не спала, переживала. Что-то спрашивала, он глупо улыбался, рылся в вещмешке, выискивая спасительные пилюли. Остаток ночи проспал, как убитый, а утром разболелись полученные в перестрелке болячки…

— Испугали вы меня, Олег Иванович, — сетовал Замятин, с опаской поглядывая на майора. Тот вертел баранку, закусив губу, всматривался в пляшущую перед глазами дорогу. — Серьезно, Олег Иванович, прихожу, а вы — как растение. А минуту назад в норме были. Так испугался, что про свои боевые раны забыл… Лечиться вам надо. Вы уверены, что мы никуда не врежемся?

— Отстань, — огрызался Олег. — Будешь донимать — точно врежемся.

— А что с вами стряслось, Олег? — вопрошала с заднего сиденья Юля. — Вы ночью бледнее мертвеца были, почти не разговаривали, я тоже испугалась…

— И вы отстаньте, Юлия Владимировна, — ворчал он. — Не видите, со мной все в порядке, больше такого не повторится.

— Мы опаздываем. — Она с тревогой посмотрела на наручные часы. — Мне же влетит от Марианны Симоновны…

— Не влетит, — уверил Березин. — Раз вы с нами, значит, так надо, значит, не влетит.

По дороге в музей им пришлось задержаться — постояли минут десять у отделения милиции. Замятин бегал в отдел, давал оперативникам ценные указания.

Когда подъехали к парадному входу в музей, было начало десятого. На крыльце со скорбными минами мялись женщины: директриса Тимашевская, Тамара Леонтьевна, Зинаида Ивановна. Вокруг них вился долговязый Ралдыгин. Из-под капота музейной полуторки выглядывал чумазый водитель Кулич.

— Не говорите директрисе, что с вами произошло, — обернулся Березин к Юле. — Не надо паники. Постараемся в будущем подобные ситуации не допускать.

Он вышел из машины, двинулся навстречу Тимашевской. Та спускалась, зябко кутаясь в платок. День обещал быть солнечным, но припекать еще не начинало.

— Все в порядке, Марианна Симоновна, — вежливо сказал Олег. — Юлия Владимировна работала с нами, оказывала содействие следствию.

— Сегодня ночью скончалась Галина Яковлевна Пожарская, — сообщила директриса. — Нам не сказали — еще вчера днем она потеряла сознание и уже не очнулась. Все потрясены, мы надеялись, что поправится. Бедная женщина, выдержала войну, а вот в мирное время… Нас известили только сегодня. Тело увезли в морг городской больницы. Я отправила к ней домой Ильинского и Леденева, возможно, родственникам потребуется помощь. Нужно подготовиться к погребению, к поминкам…

— Мне очень жаль, Марианна Симоновна, — поджав губы, произнес Олег. — Это очень прискорбно, примите мои соболезнования. Конечно, занимайтесь, людям в трудную минуту нужна поддержка…

Ахнула Юля, еще не покинувшая машину. Березин обернулся. Женщина словно приклеилась к сиденью, побледнела.

Утро выдалось невеселым. Люди блуждали угрюмые, неразговорчивые. Замятин брел за майором. Они осмотрели развалины павильонов, рухнувшие беседки, наполовину развалившийся гараж, обошли вокруг котельной. Потом плутали вокруг дворца, останавливаясь у каждого завала. Олег скептически покачивал головой — все это было не то. Плохо представлялось, как под этим мусором можно похоронить большую машину. Они обогнули частично сохранившуюся церковь, заглянули внутрь, побродили между ржавыми солдатскими кроватями, запинаясь о стальные медицинские ванночки. Вернулись на улицу, мрачно осмотрели обвалившийся угол здания, обломки снесенных куполов.

— Не думаю, что Вишневский мог загнать сюда машину, — сделал глубокомысленный вывод Замятин. — Церковь исключаем.

— Это еще почему?

— Так здесь же госпиталь был немецкий.

— Тогда еще не знали, что здесь будет немецкий госпиталь.

— Хм… тогда не исключаем?

— Тогда не исключаем. Завалы немцы не разбирали, использовали под нужды госпиталя уцелевшие площади. Под рухнувшей частью может находиться что угодно. Но это только теоретически. Я тоже в этом сильно сомневаюсь…

— Послушайте, Олег Иванович, судя по тому, как вы описывали тот день… — Замятин задумался, — когда Вишневский… если это Вишневский, выехал из гаража на машине с ценностями, вы уже уехали, сотрудники убежали… Не мог он податься на грузовике за пределы парковой зоны? Почему бы нет?

— Слушай, не расстраивай меня, — рассердился Березин. — Теоретически — мог. Но зачем? План преступников заключался в другом. Да, отчасти они действовали экспромтом, но тем не менее место для схрона определили заранее. О чем ты вообще толкуешь? Наши ночные приятели точно знают, что и где они ищут. Просто они не могут пробиться в нужную им часть катакомб. Они имеют точные сведения. Чего ты мне голову морочишь?

— Да, пожалуй, прошу прощения, — смутился Замятин. — Но мы не можем пренебрегать даже умозрительной версией.

— Да иди ты подальше со своими умозрительными версиями…

У парадного крыльца снова что-то происходило. Пронзительно выла женщина, гомонили другие. Офицеры заспешили туда и замерли, как вкопанные.

На входе переминался молодой мужчина с большой почтовой сумкой через плечо. Он тактично отворачивался, ковырял носком землю. «Скорбный гонец, — почему-то подумал Березин. — Беда не приходит одна». И в общем-то не ошибся.

Из рук Тамары Леонтьевны вывалился разорванный треугольный конверт, она упала на колени, протяжно завыла. Юля и Зинаида Ивановна поддерживали ее под руки, лепетали что-то утешительное. Озадаченно почесывал вихор водитель Кулич.

— Какой ужас… — прошептала на ухо Березину директриса Тимашевская. — Похоронка на сына… Погиб смертью храбрых на Ленинградском фронте… Почтальон домой принес, соседи сказали, где она работает, так юноша добросовестный, на работу притащил… Лучше бы под дверью оставил, хоть бы день еще прожила спокойно… У нее ведь больше никого не осталось, молилась каждый день за своего ненаглядного Василька…

Женщина вырвалась из рук коллег, упала на землю, свернулась клубком, задрожала от рыданий. Женщины растерянно переглядывались, у Юли стучали зубы, слезы заливали лицо.

— Сегодня точно что-то еще произойдет, — прошептал Замятин. — Я чувствую, не может не произойти…

— Не каркай, — одернул его Олег.

Он тоже паршиво себя чувствовал. Большая беда всегда рядом, только и ждет своей очереди.

Сотрудницы гладили женщину по голове, говорили какие-то слова, но она не реагировала. Оставлять несчастную на рабочем месте было бесчеловечно. Олег бросил Замятину несколько слов, тот неохотно кивнул. Замятин умел водить машину. Юля и Зинаида Ивановна сопровождали Тамару Леонтьевну.

Машина растворилась в арочном проеме. Осталось ощущение, что здесь все проклято, и над музейно-парковым хозяйством завис незримый дамоклов меч.

«А ведь определенно что-то еще случится», — невесело подумал Олег.